Если бы Гитлер не напал на СССР…
Шрифт:
Русские в Октябре 17-го года восстали вообще против капиталистического насилия над волей народов. Немцы в конце тридцатых годов восстали лишь против антигерманского детища — режима Версаля. Но русские и немцы были народами, умеющими делать современное оружие и держать его в руках.
Народам Азии этому ремеслу, хотя бы последнему, лишь предстояло учиться. И они начинали задумываться о союзе с теми, кто был против англосаксов, а при этом имел собственное оружие. Ближе всех была Япония. И патриоты в Голландской Индии, убедившись, что даже под угрозой вторжения Японии голландцы не склонны приобрести дружбу островного народа ценой отказа от колониального режима и
А Молуккский архипелаг имел важнейшее стратегическое и экономическое значение.
22 сентября 1940 года колониальные французские власти в Ханое подписали соглашение о размещении в Северном Индокитае японских войск, а к концу сентября Япония заняла его, войдя в Индокитай с китайской территории. Теперь, 25 июля 1941-го, японцы заключили соглашение с вишистской Францией об использовании баз и в Южном Индокитае. И к 27 июля контролировали практически весь Индокитайский полуостров.
Янки отреагировали мгновенно: 25 июля 1941 года они объявили эмбарго на поставки в Японию нефти и всех стратегических материалов. Одновременно США и Англия наложили секвестр на все активы Японии и аннулировали торговые соглашения с ней. В Китай, к Чан Кайши, направилась группа американских советников.
Японцы тем не менее колебались. 17 июля 1941 года принц Коноэ принял отставку Мацуоки, хотя сам остался премьером. Коноэ был не прочь выждать, но группировка Тодзио нажимала в сторону войны с янки.
КРИППС в Москве уже не питал никаких надежд на какой-либо успех. Прошёл июнь, закончился июль, прошла почти половина августа… Стало окончательно ясно, что в 1941 году немцы в поход на Восток не пойдут. И этот поход становился вообще все более проблематичным и все менее реальным. Уже 14 мая 1941 года заместитель Идена Батлер чуть ли не кричал послу Майскому:
— Ваши действия в Ираке недопустимы! Ваше признание Ирака производит в Лондоне крайне неблагоприятное впечатление! Вы заключили соглашение с Рашидом Али — авантюристом и мошенником!
— Господин Батлер, — успокаивал британского заместителя министра Майский, — иракское правительство обращалось к нам с предложением установить дипломатические отношения ещё до того, как его возглавил Гайлани… Мы имеем дело с тем правительством, которое есть в Багдаде.
— Но вы, господин Майский, выбрали крайне неудачный момент для установления отношений с Ираком! — наседал Батлер.
Майский нахохлился, как боевой петух — обстановка это ему вполне позволяла, и ответил:
— Господин заместитель министра! Если наше поведение не нравится кому-то в Лондоне — что делать? СССР проводит свою собственную, независимую политику, которая диктуется его интересами! А характер отношений между СССР и Англией сейчас не таков, чтобы мы в своих действиях учитывали возможные реакции в Лондоне…
Батлер вдруг смутился и разговор свернул — злить русских не стоило. Но и без этого политический сезон лета 41-го становился все жарче как для Лондона, так и для Вашингтона. Русские не просто политически поддержали Ирак, но своей поддержкой меняли вообще всю ближневосточную ситуацию в пользу «оси». Когда Криппс в июле попробовал заикнуться об этом Вышинскому, тот сухо заметил:
— Господин Криппс! Вы согласились на размещение войск США в районе Персидского залива?
Отрицать этого Криппс не мог и молча кивнул головой.
— Почему? Что делать американским войскам за тысячи миль от дома?
— У Америки в Ираке и Саудии есть нефтяные промыслы… Их надо охранять!
— Господин посол!
На Криппса было жалко смотреть — таких вопросов в лоб русские раньше не задавали. И он опять просто молчал, ожидая, что же скажет заместитель наркома.
А Вышинский сказал:
— В данном случае молчание — знак согласия. Бомбить же наши промыслы вы намеревались с баз в иракском Мосуле… И после этого вы упрекаете нас нашей политикой в Ираке?
Криппс угрюмо молчал. Потом выдавил:
— Я вижу, господин Вышинский, Адольф Гитлер окончательно очаровал господина Сталина, и Россия следует в фарватере нацистов…
— Господин посол! Мы не дети, чтобы соблазняться конфеткой доброго дяди, и не ослы, чтобы тянуться за морковкой, подвешенной перед носом. Мы исходим из наших собственных интересов. И скажу прямо: не в наших интересах воевать с Гитлером — как хотелось бы этого вам… Я высказываю это мнение неофициально, чисто от себя, но скорее Англия безоглядно следует в фарватере Америки, забывая, что она хотя и остров, но в Старом, а не в Новом Свете!
ДА, НАРОДЫ вели себя всё напористей. И Золотой Элите надо было срочно собирать силы и решать — что же делать дальше? Ведь в Англии даже не были внятно определены цели войны! И 14 августа 1941 года Рузвельт и Черчилль тайно встретились близ Ньюфаундленда на борту английского линейного крейсера «Принц Уэльский». Итогом встречи стало обнародование Совместного заявления о целях и принципах войны.
Его тут же громко назвали «Атлантическая хартия» — с намеком на Великую хартию вольностей… На палубе «Принс оф Уэльс» собралась под нежарким солнцем блестящая компания генералов и адмиралов, молодых и не очень молодых старших офицеров. Они обступили с библиями в руках сидящих в креслах Рузвельта и Черчилля и вслед за ними распевали благодарственный псалом. Лица у всех были приличествующие случаю, то есть постные и при этом донельзя ханжеские. Оно было и неудивительно: за исключением поставленных тут для соответствующего антуража молодых лейтенантиков и рядовых морячков, почти все присутствующие были изощрены в самом отвратительном лицемерии. И прежде всего это можно было сказать о двух главных фигурах, выведенных Золотой Элитой на авансцену (то бишь на палубу) мировой истории.
24 августа 1941 года Черчилль сидел перед микрофонами Би-би-си и повествовал о недавней встрече:
— Мы — в тихой гавани, расположенной где-то в Атлантике, где лучи солнца, пробиваясь сквозь дымку тумана, играют на металлических частях могучих кораблей под британским и американским флагами…
Черчилль вещал театрально убедительным звучным голосом, лицедействуя даже перед радиоаудиторией, которая не могла видеть его лица.
— В нашей атлантической гавани, в воскресенье, мы совершили богослужение. Президент вышел на палубу «Принца Уэльского», где вперемешку стояли сотни американских и британских моряков и солдат морской пехоты. При свете яркого солнца, излучающего тепло, все мы пели старинные гимны, которые являются нашим общим наследием и которым нас учили с детства. Мы пели гимн, основанный на том псалме, который пели солдаты Джона Хэмпдена, предавая тело его земле… Мы пели «Вперёд, Христово воинство»! И воистину, я почувствовал, что это не тщеславие и мы имеем право сознавать, что служим делу, к которому нас призвал трубный глас свыше…