Если бы Пушкин…
Шрифт:
В известном смысле эти, искренние стихи Мандельштама свидетельствуют против Сталина даже сильнее, чем те, написанные под прямым нажимом. Они свидетельствуют о вторжении сталинской машины в самую душу поэта.
Мандельштама держали в Воронеже как заложника. Взяв его в этом качестве, Сталин хотел продиктовать свои условия самой вечности. Он хотел, чтобы перед судом далеких потомков загнанный, затравленный поэт выступил свидетелем его, Сталина, исторической правоты.
Что говорить! Он многого добился, расчетливый кремлевский горец. В его распоряжении были армия и флот, и Лубянка, и самая совершенная в мире машина психологического
Но главная победа сталинского государства над душой художника была достигнута почти без применения грубой силы. Заложника вечности убедили в том, что нет и никогда больше не будет другой вечности, кроме той, от имени которой говорил Сталин.
Значение этой победы ни в коем случае нельзя сбрасывать со счета. Но можно ли ее считать полной и окончательной?
Бутылку прибило к берегу
Время, в плену у которого жил Мандельштам, не признавало никаких законов, никаких женевских конвенций. С пленными поступали как хотели. Заложников расстреливали.
В такой ситуации не грех было и позабыть о вечности.
Но вот бутылку прибило к берегу. В ней – письмо. Оно адресовано нам с вами.
В письме этом – все, что полагается в письмах, брошенных в океан.
Указание места катастрофы:
Пусти меня, отдай меня, Воронеж, —
Уронишь ты меня иль проворонишь,
Ты выронишь меня или вернешь…
Дата:
– Я рожден в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном
Ненадежном году и столетья
Окружают меня огнем.
Описание судьбы погибшего:
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья и чести своей.
Когда-нибудь это письмо прочтут внимательнее, спокойнее. И, быть может, окажется, что главное, самое важное в нем – вовсе не это.
Но мы не потомки Мандельштама. Мы младшие его современники и товарищи по несчастью. Может быть, именно поэтому явственнее всего мы слышим в его посмертном голосе сигнал бедствия:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны…
А может быть, этот сигнал бедствия и есть взгляд из вечности, ее суд, ее торжество над временем, в плену у которого мы живем.
* * *
Через четыре года после первого ареста, 2 мая 1938 года, Мандельштам был арестован вторично. В июне 1940-го жене поэта вручили свидетельство о смерти мужа. Согласно этому свидетельству, он умер в лагере 27 декабря 1938 года от паралича сердца. Помимо этой, официальной версии, существует множество других. Кто-то рассказывал, что видел Мандельштама весной 1940-го
С кем протекли его боренья?
Читаю в «Известиях» (5 мая 1995) письмо дочерей Твардовского – Валентины и Ольги: они справедливо защищают от глумления поэму своего отца «Василий Теркин». И среди множества аргументов в защиту этой поэмы, между прочим, появляется такой:
...
«Теркиным» восхищались и такие ценители литературы, как И.А. Бунин и Б.Л. Пастернак.
Вот как переменилась (перевернулась) старая шкала ценностей.
Приходится защищать книгу Твардовского, подпирая ее авторитетом поэта, к которому сам автор «Теркина», как это хорошо известно, относился в лучшем случае снисходительно.
Этот поворот общественного сознания можно только приветствовать. Ведь он свидетельствует о возвращении к реальности, к истинной, а не мнимой шкале ценностей.
Однако даже и в тех случаях, когда (как, например, в случае с Пастернаком) необходимость переоценки сама по себе не вызывает ни малейших сомнений, конкретные формы, которые принимает у нас это благодетельное возвращение к реальности часто выглядят весьма неуклюже и даже уродливо.
Не так давно в очерке о жизни и судьбе Сергея Адамовича Ковалева («Евгения Альбац. «Чужой, «Известия», 25 августа 1995 года) был рассказан такой эпизод:
...
В стародавние времена сыну Ковалева в школе дали задание написать сочинение на тему «За что я люблю Родину». Он начал с эпиграфа: «Люблю отчизну я, но странною любовью», дальше написал: «Я люблю свою Родину за то, что в России всегда были такие люди, как Герцен, Солженицын, Ахматова». Учительница поставила ученику «двойку»: «Ты неправильно раскрыл тему. Это Лермонтов мог любить Родину «странною любовью», а ты, Ковалев, не можешь». Мальчик возразил: «Вы неправильно сформулировали тему сочинения, надо было так: «За что вы, Татьяна Сергеевна, любите свою Родину», тогда бы я написал так, как вы этого хотите».
Мальчик, безусловно, был прав.
Но случай этот произошел, как пишет автор очерка, в стародавние времена.
А вот несколько эпизодов из времен нынешних. Просмотрев оглавление недавно вышедшей книжечки «100 сочинений для школьников и абитуриентов», я с удовольствием отметил, что рядом с прежними, традиционными темами школьных сочинений появились новые, недавно еще совершенно немыслимые. Но тут же в этой бочке меда обнаружилась и немалая толика дегтя. Сочинение о творчестве Александра Солженицына называется: «Мой любимый писатель». Сочинение о стихах и песнях Владимира Высоцкого – «Мой любимый поэт». Что же касается Пастернака, то ему повезло больше всех: сочинение, в котором рассказывается о его жизни и творчестве, озаглавлено так: «Мой любимый поэт и писатель».