Если бы только
Шрифт:
— Мне жаль. Мне жаль. Я не… Я не хотела вас разочаровать. Мне жаль.
— Вот оно, — голос Галена звучал грубее обычного, как наждачная бумага, также как и боль на её коже. — Это раскаяние.
Вэнс отпустил её.
Жёсткие руки безжалостно притянули её на колени. Её попа задела грубый материал джинсов, и она попыталась вскочить, но оказалась притянутой назад, зажатой мускулистыми, непреклонными руками. Гален прижал её голову к своему плечу, пока она плакала.
Уткнувшись лицом
— Мне жаль, — прошептала она снова.
— Я верю, зверушка.
Она почувствовала его губы на макушке, и острый ледяной забор вокруг сердца начал таять. Его запах, мужественный и насыщенный, окутал её, подтверждая его присутствие рядом с каждым вздохом. Пока жжение стихало, она могла почувствовать намного больше, чем просто его силу, контролируемую мягкость, с которой он удерживал её. Как его рука обхватывала затылок. Его медленное дыхание. Его терпение.
Постепенно её плач сменился икающим всхлипыванием.
Вэнс сел на кровать и взял её за руку.
— Всё закончилось, Салли.
Он погладил её по голове и попытался отпустить руку, но её пальцы переплелись с его.
Останься. Каким-то образом она нуждалась в нём — в них обоих. Их присутствие было успокаивающим, подобно присутствию человека в доме, который всегда откроет тебе дверь после наступления темноты. Знание, что, несмотря на монстров в ночи, они сохранят её в безопасности.
Гален почувствовал, как напряжение отступает, когда Салли прижалась к нему. Настоящий сабмиссив — она не дулась из-за наказания, а позволила слезам смыть стыд и освободить её от вины.
Когда он взглянул на Вэнса, его напарник немного повёл плечом. Не сложно было истолковать его жест.
Гален тоже был удивлен, как много времени потребовалось, чтобы прорваться сквозь её щиты. Не так-то просто было заставить эту женщину плакать. И ему не понравилось наносить последние удары, необходимые, чтобы толкнуть Салли за пределы ее защиты. Ему нравилась эротическая боль — и, возможно, чуть больше — но это выходило за рамки его зоны комфорта.
Но, видимо, она простила их обоих, и, проклятье, как чудесно держать её в руках.
Когда дыхание Салли выровнялось, Вэнс достал из холодильника воду в бутылках. Он отпил и поставил одну на стол для Галена. Передав еще одну Салли, он забрал девушку из рук Галена и усадил к себе на колени.
Гален одобрительно кивнул и встал. Ей нужны объятия Вэнса на следующем этапе. Тем временем он прошёлся по комнате, выпил воды, потянул ногу… и сформулировал свою стратегию.
Она закончила пить к тому времени, как Гален забрал у неё бутылку. Девушка настороженно посмотрела на него. Умная маленькая саба.
Гален
— Интересный человек твой отец.
Она покраснела.
— Знаешь, мои родители почти настолько же безразличны, как и он, — сказал Гален тихо.
Даже будучи подростком, он сравнивал родителей с замороженной рыбой. Семья Вэнса показала ему, как много он пропустил в жизни.
Салли нахмурилась. Цвет кожи вернулся к норме, хотя ее глаза оставались красными.
— Мой отец не…
Вэнс предупреждающе крепче сжал ее.
Она прикрыла веки на секунду.
— Да, мой отец очень холоден, — она потянулась, чтобы коснуться руки Галена. — Мне жаль, если твои родители такие же.
Вот оно сострадание, которое он видел раньше. У маленькой нахалки добрая душа.
— Как отец наказывал тебя за проступки?
Ублюдок не позволял ей завести питомца. Этим вечером он был на волоске от того, что Гален назвал бы словесными оскорблениями. Как далеко он заходил с ребёнком?
Когда она напряглась, Вэнс провёл пальцами по её волосам:
— Сейчас мой отец твёрдо верит в порку, но мама предпочитает домашние аресты. Лично я предпочёл бы быть отшлёпанным, чем застрять дома на весь день.
Хороший коп; плохой коп. Если Гален не смог запугать преступника разговорами, искренность Вэнса всегда вытаскивала из них ответы.
— Он отправлял меня в мою комнату.
Её лицо стало мрачным, будто в чистую воду попали чернила.
Гален почувствовал, как к нему взывают инстинкты.
— Без ужина? — легко спросил Вэнс.
Его обеспокоенный взгляд нашёл Галена поверх её макушки.
— Ха. Как минимум.
Она отвернулась к груди Вэнса.
Как минимум? Гален контролировал голос, сохраняя тон ровным:
— Как долго он оставлял тебя там, Салли?
— Ох, всего лишь до следующего дня.
Несмотря на ее попытки, чтобы слова прозвучали легкомысленно, в них все равно сквозили напряжение и боль.
— Я спускалась вниз к завтраку.
И если она облажалась во время завтрака?
— И самое долгое?
— Ох. Не долго…
— Будь честной, милая, — сказал Вэнс, и она напряглась, уловив предупреждающую нотку в его голосе.
— Три дня, — прошептала она у груди Вэнса.
Её смешок был слабым, наполненным болью.
— Если бы из школы не позвонили узнать, почему я отсутствую, думаю, что я до сих пор могла бы находиться там.
Почему никто не отправил этого ублюдка в ад? Мышцы на челюсти Галена сжались, препятствуя возможности говорить.
— Сколько тебе было лет? — Вэнс справлялся лучше Галена, продолжая задавать вопросы.