Если бы у меня было много денег
Шрифт:
Предчувствие - вот что! Инстинкт самосохранения. Каждая частичка души чувствовала наступающую беду и давала сигналы тревоги.
Впрочем, немудрено. Забрался Сергеев в логово зверя, нахамил и жалуется: страшно! Вдруг покусают и съедят?
Нервы не выдержали - я уснул прямо в кресле, с сигаретой в руке…
Когда проснулся, за окном синело; осторожно, как кошка на открытое место, выбирался из ветвей на небо тонкий месяц. В окно тянуло вечерней свежестью.
За дверью затопало, заржало, застучало. Вошел парень в распахнутом пиджаке, в незашнурованных туфлях
– Здорово, сосед. Что в темноте сидишь?
– Дернул шарик выключателя, плюхнулся в кресло.
– Угощай со знакомством.
– Неизвестно чему засмеялся.
– Как звать-то? Молодец! А меня - Кузя,
– А по отчеству?
– спросил я, наполняя рюмки.
– Григорич.
– Кузя Григорич, значит?
– Ага, - он опять засмеялся.
– Ловко придумал: Кузя Григорич Карпухин. Всем скажу. Так и буду называться. Молодец, Леха! Ты вроде меня - заводной.
– И снова - смех во все стороны.
Я рискнул: показал ему пальчик. Сперва мгновенное легкое (облачком) недоумение, и тут же - обвальный хохот.
– Ну, артист! Ну, задружились мы с тобой! Давай, со знакомством - и на ужин. Сам не любит, когда опаздывают.
Пансион какой-то для дебильных.
Мы выпили. Кузя вскочил и пошел к двери, наступая на шнурки.
– Ты бы, Григорич, шнурки завязал, да носки не худо бы надеть. К столу ведь выходишь.
– Носки! Они мокрые у меня - постирал, дурак. И шнурки потом опять развязывай, да? Не люблю я это дело, честно скажу.
Мы спустились вниз, в «рыцарский холл». Был накрыт большой стол. Черномор и Тюбетейка стояли у окна, курили, ждали Руслана. Когда он вошел, стали рассаживаться.
– Леха! Серый! Садись со мной, - кричал Кузя.
– Подухаримся.
Ого! Он уже фамилию мою знает. Смехач-то наш непрост. Можно было и раньше подумать.
Появились дамы. Но не хозяйки. И из гостей не самых почетных. Все обращались с ними очень вольно и словами, и руками.
Сдержанный поначалу Руслан скоро охмелел, распустился - и уже бесконтрольно пошла обычная пьянка. То один из застольщиков, то другой приглашали дам наверх, в «будуар». Дамы не чинились. Кузя Григорич и Черномор все пытались запеть, но никак не запевалось. Один референт в тюбетейке не хмелел и не терял лица. И никого - из виду, особенно меня. Он несколько раз за вечер подходил к телефону и требовал каких-то новостей. Видимо, новостей все не было, и это сильно его беспокойно. После каждого звонка он подавал какой-то знак Руслану через стол, но тот уже этой мимики не воспринимал. Я извинился в пространство, сослался на усталость и пошел наверх.
– Девушку, возьми, дорогой, - посоветовал референт, провожая меня взглядом,
– Не в моем вкусе, - отказался я.
– Не люблю, когда мне в постель готовых подкладывают. Люблю боем брать.
– О!
– заржал Кузя.
– Как я совсем!
– Поднялся и, гораздо тверже, чем можно было ожидать, пошел за мной. Ввалился в комнату, упал в кресло, сбросил башмаки.
– Посижу у тебя, не возражаешь? С тобой весело.
– Хорошие у вас ребята, - похвалил я, наливая рюмки.
–
– Черномор! Здорово ты его!
– Карпухин поднял рюмку.
– Он только не всегда Черномор, он чаще Алехин. Трус такой… Чуть что - бороду отпускает, маскируется.
– Ладно, хрен с ним, - я потер лицо ладонями, - Извини, Кузя, устал. Голова болит.
– А я вот никогда не устаю. И головой не маюсь. Ну, отдыхай. Пойду посижу еще с нашими.
– Ботинки забери.
Я подождал немного и снял телефонную трубку. Но что-то мне в ней не понравилось. Я тихо вышел и толкнул соседнюю дверь.
В такой же комнате сидел на тахте Кузя с телефоном на коленях, с трубкой, прижатой к уху и большим вниманием на серьезной роже.
Он не растерялся:
– Во, бабе забыл позвонить.
Я тоже:
– У тебя анальгина нет?
– На кухне аптечка. Покопайся. Хотя стой, - он выдвинул ящик прикроватной тумбочки, заглянул: - Нету. Думал, от кого-нибудь осталось, но нету. Иди вниз.
На тумбочке, рядом с пепельницей, лежали наручные часы. Я небрежно, без интереса, взял их, перевернул, прочел дарственную надпись: «Отличнику охраны общественного порядка». Это были часы Андрея.
– Это ты, Кузя, отличник?
– Мне хотелось его задушить. Здесь, сейчас. Но не сразу, а постепенно. Чтобы он вдоволь похрипел и подергался, А потом - спуститься вниз и…
– Ага!
– засмеялся весельчак.
– В бою взяли, с Черномором. Трофей. Я ему сперва отдал - не носит, боится, бороду отращивает. А меня теперь как гаишник остановит - я ему эти часы в нос. Действует. Иной и честь отдает.
Я осторожно, бережно положил часы, взял в руки пепельницу, повертел в дрожащих пальцах - тяжелая, хорошая, в самый лад по его башке придется.
Ну вот, все они тут, все четверо из «Мерседеса»: Руслан, референт, Черномор Алехин и весельчак Кузя. Недолго вам теперь, ребята, веселиться.
…Руслан не торопился с ответом. И я его не торопил. Планы мои нуждались в корректировке. Несмотря на постоянный контроль со стороны Кузи, я имел возможность присматриваться к жизни особняка. Какие-то капли информации, что удавалось мне собирать, постепенно сливались в лужицу, в которой все больше отражалась деятельность группировки Руслана, Это была какая-то всеядная структура, ненасытная, безмерно алчная. В их сферу входило все: рэкет, проституция, откровенные грабежи, они даже собирались подобраться к арсеналу соседней воинской части. Боевики Руслана участвовали в осаде Белого дома.
Чем дольше я здесь продержусь, тем ярче будет моя месть. И шире. И еще мне не давал покоя этот чудесный засыпной японский сейф в кабинете Руслана. Ах, распотрошить бы его - какой бы был подарок госпоже Юстиции, а по-нашему - Справедливости.
Связаться с шефом мне не удавалось, единственный доступный мне телефон усердно слушал Карпухин, Впрочем, об ожидаемых событиях я все равно узнаю по косвенным признакам.
Я действительно не предполагал, что эти признаки будут такими явными. Как следы побоев на лице.