Если бы знать

Джексон Лайза

Марла почувствовала укол вины и хотела солгать, но поняла, что не стоит. Только хуже будет. Сисси умеет распознавать ложь.

– Пока нет.

Сисси зло фыркнула. Губы ее скривились в едкой, горькой улыбке.

– Наверно, и не вспомнишь. Никогда.

– Конечно, вспомню. Дай мне время.

Марла погладила дочь по щеке, но девочка дернулась, словно обжегшись.

– Ты сегодня ко мне ворвалась, как ненормальная. Как будто привидение увидела. Напугала меняло смерти.

– Милая...

– А потом... – дрожащим

голосом продолжала Сисси, – потом я выхожу и вижу, что ты катаешься по полу и кричишь не своим голосом и... – голос ее дрогнул и сломался.

У Марлы сердце кровью обливалось. Она хотела сжать дочь в объятиях, поклясться, что никогда ее не отпустит, но стоило ей дотронуться до ее руки, как Сисси вздрогнула и отодвинулась. Тяжело вздохнув, Марла поднялась на ноги. Так она ничего не добьется. Что бы она ни делала, становится только хуже.

Ник ждал ее, прислонившись к двери плечом. Увидев Марлу, он отступил на шаг.

– Она меня ненавидит, – прошептала Марла, входя вместе с ним в лифт.

– Многие подростки ведут себя с матерями так, словно их ненавидят.

Он нажал кнопку первого этажа.

– Нет, дело не только в этом.

– Сейчас тебе об этом беспокоиться не стоит.

Он приподнял ее голову за подбородок и заглянул ей в глаза.

– Думаешь, есть более важные проблемы?

– Прежде всего тебе надо все вспомнить.

– Поверь, ничего я так не хочу, как этого.

Он перевел взгляд на ее израненные губы, и Марле вдруг почудилось, что сейчас он ее поцелует. Воздух в кабине сгустился; стало трудно дышать. Но в следующий миг двери отворились, и Ник убрал руку.

В фойе, перебирая костлявыми пальцами жемчужное ожерелье, стояла Юджиния. Она перевела взгляд с невестки на сына, и уголки губ ее недовольно опустились.

– Я вызвала Ларса. Он вас отвезет.

– Я сам справлюсь, – ответил Ник, подавая Марле плащ из стенного шкафа.

– Но он уже разогрел машину и...

– Я сказал, сам справлюсь, – отрезал Ник.

Ник помог Марле надеть плащ, накинул свою потрепанную куртку и, держа Марлу под локоть, вывел ее из дома по кирпичной дорожке к подъезду, где стоял его старенький «Додж». Выглядел автомобиль так, словно находился при последнем издыхании: наверняка, подумала Марла, у него протекает бак – и хорошо, если только это!

– Почему ты так живешь? – спросила она. – Почему ты изгой?

Он криво усмехнулся в ответ:

– Потому что так хочу.

Он помог ей сесть на пассажирское сиденье и сам уселся за руль. Запыхтел изношенный мотор, и «Додж» тронулся с места.

– Тебе это нравится?

– Очень.

– Почему?

Он притормозил у кодового замка, нажал серию цифр, и электронные ворота бесшумно распахнулись.

– Не люблю проторенных путей.

– Паршивая овца? Волк-одиночка? Или медведь-шатун?

– Называй как хочешь, – пожал плечами Ник. – Я никогда об этом не думал. Просто поступал так, как хочу. –

Он бросил на нее быстрый взгляд. – Почему-то людей это бесит.

– Представляю.

Ветровое стекло быстро затуманилось, отгородив тесную – слишком тесную – кабину от остального мира.

– Как ты себя чувствуешь?

– Как в аду. И не говори, что выгляжу еще хуже. Сама знаю.

Марла обернулась через плечо. У ярко освещенного окна гостиной виднелся темный силуэт Юджинии. Выше, в окне Сисси, тоже горел свет, но самой ее было не видно. Девочка не потрудилась встать и проводить мать взглядом. Неудивительно. Для их отношений затрепанное слово «натянутые» не подходит – слишком мягко. Что же она за мать? Почему не помнит ребенка, который четырнадцать лет был частью ее жизни?

Марла вздохнула, прислонившись головой к стеклу. Она устала, переволновалась, у нее все болело – сильнее всего, челюсти, – и еще она снова оказалась наедине с Ником. Близко к нему. Слишком близко. Бедро его, обтянутое джинсами, почти касалось ее бедра.

Она могла бы протянуть руку и дотронуться до него. Но не стала. И никогда не станет. Так она говорила себе, пока Ник гнал машину по мокрому асфальту, в котором отражались фонари. Дождь стучал по стеклу; из микрофона доносились приглушенные звуки кантри.

– Так отчего это случилось? – спросил Ник, притормаживая на крутом спуске, отделяющем квартал небоскребов от более скромного района.

Здесь, несмотря на поздний час, было людно: мчались автомобили, разбрызгивая грязь, спешили укрыться от дождя пешеходы.

– Не знаю, – пожала плечами Марла. – Может, от переживаний, а может, суп не удался.

– И ты не почувствовала, что тебя тошнит?

– Самую малость. Решила, что само пройдет.

По взгляду Ника нетрудно было догадаться, как он расценивает ее умственные способности.

– Значит, просто проснулась и...

– Нет, – ответила Марла, решив рассказать ему правду. – Я проснулась не оттого, что меня затошнило. Было кое-что еще. – Скользнув взглядом в его сторону, она заметила, что Ник крепче сжал руль. – Я проснулась, потому что кое-что услышала.

– Что?

«Скажу, все равно хуже не будет», – подумала она.

– Понимаю, это звучит как бред, но я проснулась с явственным ощущением, что в комнате кто-то есть. Мужчина. Он наклонился над кроватью и прошептал что-то вроде: «Сдохни, сука!»

– Что?! Марла, ты серьезно? – Ник вздернул голову. – У тебя в спальне кто-то был?

– Знаю, знаю, это паранойя, – поспешно ответила она. – Я вскочила, осмотрела спальню, потом пошла... нет, побежала к детям. Но я никого не нашла, решила, что мне приснился дурной сон, и снова легла в постель. – Стоило припомнить этот ужас, это твердое убеждение, что кто-то пробрался к ней в спальню, – и по коже у нее побежали мурашки. – Говорю же, это ерунда.

Вокруг губ и глаз его резко обозначились морщины.