Если даже придется погибнуть...

Томан Николай Владимирович

— Пожалуйста, товарищ старшина.

— И вы, товарищ старший инспектор, и товарищ капитан — люди молодые, своих ребят школьного возраста у вас еще, конечно, нет. А у меня их четверо, так что есть и родительский и кое-какой педагогический опыт. Вы понаблюдайте, во что ребята на улице играют, и вам сразу станет ясно, что недавно шло в кино…

— Но ведь Василий Кадушкин в десятом классе и давно уже в такие игры не играет, — усмехается Нилов.

— А я это лишь для примера ребячьей впечатлительности. В данном же случае могло быть влияние какого-нибудь детектива.

Прочли в книжке, что письма можно писать с помощью букв, вырезанных из газеты, вот и воспользовались подобным методом.

— Что вы думаете, вполне возможно, — соглашается Татьяна.

— Способ этот и без детектива давно всем известен, — снова усмехается капитан Нилов, с трудом сдерживая желание добавить: «Тоже мне Шерлок Холмс!..»

— Это точно, — соглашается с ним старшина. — Такой способ известен, может быть, и всем, но не школьникам. Шестикласснице Оле, например, едва ли было это известно. Во всяком случае, хорошо бы узнать, не появилось ли в последнее время какой-нибудь детективной повести с описанием такого способа переписки… Я попробую ребят своих расспросить, хотя они у меня больше научной фантастикой увлекаются.

Не очень надеясь, что разговор старшины с его детьми позволит напасть на след «красного следопыта», Грунина решает сама зайти в районную библиотеку и побеседовать с ее работниками.

Заведующая, узнав, что Грунину интересует детский читальный зал, вызывает молоденькую, со вздернутым носом библиотекаршу и представляет ее Татьяне Петровне:

— Это Зоя Петушкова. Она вам расскажет не только о том, что в ее зале читают ребята, но и как читают. С нею даже самые неразговорчивые и застенчивые находят, как у нас, взрослых, говорится, общий язык. Я убеждена, что у нее своего рода талант…

— Скажете тоже — талант! — смеется Петушкова. — Да таким талантом каждый добросовестный библиотекарь обладает. Кто на таком деле, как наше, не случайно, конечно, а по призванию. Вы допускаете, что и в нашем деле может быть призвание или…

— Допускаю, допускаю, Зоечка! — спешит успокоить ее Татьяна. — Мало того — считаю, что призвание в такой профессии, как ваша, просто необходимо.

— Вот именно! А то ведь наши читатели одни только детективы станут читать.

— Вы, значит, против детективов?

— Зачем же против? Я и сама их с удовольствием читаю. Но ведь детектив детективу рознь. А ребята, если им не объяснить их достоинства и недостатки, готовы все подряд…

— Есть у вас такие, которые «все подряд», даже если им и объяснить?

— А как же! Вот Оля Кадушкина, например. Ведь она троечница, и ей надо совсем другие книги читать. Но я ее держу на строгом пайке и вообще бы ни одного детектива не дала, если бы не успехи ее по русскому языку и литературе. По этим предметам у нее не только четверки, но и пятерки бывают.

Поинтересовавшись, что же именно читает «троечница», Грунина прощается с Зоей Петушковой и заведующей районной библиотекой.

8

Очень не хотелось Анатолию Ямщикову идти на день рождения

своего отца, но мать чуть ли не со слезами на глазах просила обязательно прийти. Будет, конечно, как всегда, «избранное общество» — сослуживцы отца по научно-исследовательскому институту: инженеры-физики и несколько кандидатов наук. Докторов отец пока не решается приглашать. Он и с кандидатами-то ведет себя подобострастно, противно даже смотреть. И откуда это у него? Сын потомственного рабочего (дед тоже ведь слесарничал когда-то), кончил институт, стал инженером. Все вполне естественно, откуда же теперь это пренебрежение к рабочей специальности? Почему и сына своего Анатолия решил «ориентировать» только на институт?

Под его давлением Анатолий подал заявление на физико-технический факультет Московского университета, но там был большой конкурс, а он готовился к экзаменам без особого усердия. В общем, не набрал нужного количества баллов. Подумаешь — трагедия! А родители почти в трауре. Мать даже рыдала, отец же настаивал, чтобы Анатолий попытал счастья еще в одном институте, уже не в техническом, а в медицинском, потому что там среди экзаменаторов был знакомый доцент. Это окончательно вывело Анатолия из терпения.

— Всё! — решительно заявил он родителям. — Поступаю в профтехническое училище, чтобы продолжить династию потомственных слесарей, начатую прадедом.

— Фамилия-то наша извозчичья, — зло пошутил тогда отец, — и тебе бы лучше уж в шоферы-таксисты.

— Эх, Толя, Толя!.. — причитала мать. — У тебя же такие блестящие способности к точным наукам!..

— С блестящими способностями не проваливаются на экзаменах. А что касается точных наук, то я пойду в слесари-лекальщики, эта специальность требует микронной точности.

Но ушел из дому Анатолий только после того, как они устроили скандал сестре его Генриетте за то, что она хотела выйти замуж за простого рабочего, хотя у этого рабочего шестой разряд. Это был культурный, развитой парень, знавший и умевший больше, чем Анатолий.

Когда рыдающая мама сказала своей любимой дочери: «Как ты не можешь понять, детка, что он тебе не пара?», — Анатолий решительно заявил:

— Ну вот что, дорогие родители! Завтра я от вас съезжаю, чтобы не компрометировать вас своей плебейской профессией.

С матерью после этого было нечто вроде обморока, отец тоже, конечно, расстроился, но Анатолий выдержал характер и на следующее утро переехал к деду, пенсионеру, живущему в отдельной квартире в другом конце города.

…А сегодня все-таки нужно идти на день рождения отца, тем более что это его пятидесятилетие. Но что подарить? Может быть, часы? Нет, лучше магнитофон, тем более что он заграничный, а папа к таким вещам неравнодушен.

Хотелось прийти пораньше, чтобы поздравить до прихода гостей, но пришлось задержаться в своем конструкторском бюро. Комсорг цеха, узнав, что инструментальщики (их общественное конструкторское бюро так и называется — инструментальным, в отличие от других ОКБ завода) замышляют построить «электронного сыщика», стал было их отчитывать: