Если хочешь быть волшебником
Шрифт:
Николай не отзывался, даже не глядел на Леву.
— Ты не слушаешь? — перебил себя тот. — Наверно, ты отца своего вспомнил.
— Может быть… да чего вспоминать-то, — махнул Николай рукой.
— Как чего?! Ведь он партизаном был, за родину погиб. Знаешь, как тебе завидуют некоторые наши ребята?
— То отец партизанил. Я тогда и не соображал ничего… Его заслуги — его и слава.
— Ты не гордишься отцом? — изумился Лева.
— Горжусь, — нехотя ответил Николай. — Ну, давай заниматься.
Пока
Николай поднялся.
— Замок на завтра оставим. Мне пора Лену кормить и укладывать — бабка сегодня на дежурстве.
Уж если он отказался разбирать замок, нечего надеяться еще раз привлечь его внимание к велосипеду.
Николай распрощался с Левой, пожелал спокойной ночи его матери. Когда он вышел на тротуар, неожиданно распахнулось окно и оттуда полетели, едва не задев его, молоток, плоскогубцы, напильники — все, что он оставил у товарища. Донесся сердитый голос Инны Васильевны, кричавшей, видимо, на Леву:
— Не смей таскать в дом эти ржавые железки!.. Весь подоконник в пятнах!
Оскорбленный, готовый и плакать, и браниться, стоял Николай у захлопнувшегося окна. «Несознательная», — вспомнил он отзыв Левы о матери и, успокоившись, стал собирать свои инструменты.
2. Старый мастер и его юные почитатели
Анфиса Петровна, санитарка городской больницы, вернулась с ночного дежурства позже обычного — сделала крюк в три километра, чтобы купить на рынке яблок для внуков. В комнате никого не оказалось, постели были небрежно заправлены, на столе стояли тарелки с остатками еды.
— Вот незадача какая, — огорчилась Анфиса Петровна. Положив покупки, она сняла с полки старую кастрюлю и вышла во двор.
— Ко-ля! — крикнула она не очень громко.
— Тут я, бабушка, — раздалось позади нее.
Анфиса Петровна обернулась. Николай стоял в дверях сарая. В руках он держал деревянный брусок, из которого клещами вырывал гвозди. Глаза его глядели на бабушку виновато и вместе с тем нетерпеливо — ему очень хотелось, чтобы именно теперь она ему не мешала.
— И очень ты занят, что в комнате не прибрал, тарелки не помыл, воды не припас? — Ее голос звучал устало, и Николай покорно ответил:
— Все сделаю, бабушка, не беспокойся… Только минутку обожди, я гвозди выпрямлю.
— И сколько тех гвоздей — фунт или два?
Николай обиделся, угрюмо спросил:
— Что раньше делать?
Во взгляде старухи отразился укор, она покачала головой:
— В седьмом классе учишься, а о завтрашнем дне не загадываешь. И в какую ты сторону растешь — не пойму: то ли тебе доктором быть, то ли учителем, слесарем или главным городским сапожником?..
Не всегда легко понять бабку. Вот сейчас поди догадайся: смеется
— Зачем главным, могу и простым… Я видел, как сапожники работают, — интересно… но не очень.
— Ведь недолго мне рядом с вами идти. И останетесь вы одни: ты да Леночка. В душу свою загляни, какая тебе должность милей? Укажи свое место в жизни, и я помогу тебе добиться.
Не любил Николай, когда бабушка так разговаривала с ним: становился угрюмым и замкнутым. Но в этот раз жалость и к ней, и к Леночке, и к самому себе неожиданно нахлынула на него, он обнял бабушку за плечи.
— Живи, бабушка, еще сто лет.
— Ты и через тысячу лет таким же непонятливым останешься, — промолвила она, освобождаясь из его объятий и оглядывая его коренастую фигуру. — И ростом будто поднялся, меня обгоняешь, а все такие же интересы детские.
Николай нетерпеливо топтался на месте.
— Ладно, — продолжала Анфиса Петровна, — комнату сама приберу, а ты снеси кастрюлю в починку, совсем прохудилась посудина… Сейчас неси, — добавила она решительно, видя, что внук раздумывает.
Николай опустил клещи и гвозди в карман, а деревянным бруском запустил в кота, пробиравшегося по крыше к голубятне, — с котом Николай не дружил. Потом поднял кастрюлю над головой, глянул на ее днище снизу вверх.
— В двух местах светится, — констатировал он, присвистнув. — Кто с ней возиться захочет?
— Найдется… Одного мастера попросишь, другого.
— Не возьмут, — упорствовал Николай.
— А языка у тебя нет? — начинала сердиться Анфиса Петровна. — В контору их пожалуйся, в горсовет… Но прежде в зеленую будку зайди.
— К Старому мастеру? — удивился Николай.
— К нему… А там зайди в аптекарский магазин, купи нафталина пачку. Еще конвертов на почте спроси. Синьку для белья поищи.
— Не станет Старый мастер барахло такое чинить, — вспылил Николай, ошеломленный обилием поручений, которые ему надавала бабушка. — Он исправляет мотоциклы, швейные машины, сепараторы. С этим стыдно к нему и являться!
— Как следует попроси — мастер и сделает, — непреклонно сказала Анфиса Петровна. — Объясни, что щей нам не в чем сварить. Двадцать семь лет кастрюля у нас, как ее выбросишь!
Двадцать семь лет! Николай даже вздрогнул — до того невероятным показался ему возраст кастрюли. Он пытливо глянул на бабушку — уж не перепутала ли она?.. Кастрюля, выходит, вдвое старше его самого. Нет, тут уж возражать не приходится.
— Иду к Старому мастеру.
В душе Николай был доволен представившимся случаем посетить лучшего мастера города — у него немало чему можно поучиться.
— И не задерживайся нигде, — напутствовала внука Анфиса Петровна, — не опоздай в школу.