Если красть, то миллион
Шрифт:
«Бледное северное золото», как назвал этот цвет художник Верещагин, вспомнила начитанная Анечка. Глаза… поразительные! Полное впечатление, что в глазницы мраморного личика вставлены два сапфира. Или берилла – они тоже голубого цвета.
Восхитительные ресницы, кожа персиковая, губы как мальва. Не девчонка, а полное обалдение.
«Прискорбно, что в придачу к такой уникальной красоте бог не дал Ирине хоть каплю ума, а судьба не наделила счастьем», – подумала Аня – безо всякой, впрочем, жалости, а скорее со злорадством: уникальные глаза уже наполнились слезами, чудный ротик жалобно
«Ты представляешь, какого ребенка она нам родит?» – шепнул в это время Дима, приобняв жену за плечи и касаясь губами ее уха, чтобы ни в коем случае не услышала плачущая Ира. У Ани слегка отлегло от сердца при таком его «утилитарном» подходе.
– А тот мужчина… ну, ваш любовник, от кого вы забеременели… он тоже внешне привлекателен? – спросила она с металлическими интонациями, нарочно выбирая эти шокирующие, неприлично-откровенные слова, без всяких эвфемизмов, на какие вообще-то большая мастерица. Это чтобы поставить Ирину на место. Та вроде бы и так стояла – ниже низшего, однако Ане с самого начала захотелось еще больше согнуть ее длинную, поистине лебединую шею.
Девушка взглянула на нее остекленевшими от слез глазами, как бы не понимая, о чем речь, потом неловко зашарила под вязаной кофточкой, узковатой для ее потрясающей груди («Медальон на ее груди не висел, а лежал», – вспомнила начитанная Анечка кого-то из классиков, убей бог – неведомо кого), и вынула смятую фотографию размером с открытку.
– Умора! Она фото этого подлеца еще и на груди носит! – фыркнула присутствовавшая при встрече двух заинтересованных сторон Нонна. – Он ее бросил, а она его – у сердца хранит!
Аня взяла снимок двумя пальчиками, брезгливо передернувшись: фотография еще хранила тепло Ириного тела и слегка пахла ее потом. Чистоплотно поджала губы – и тут же рот ее изумленно приоткрылся: в жизни не видела она мужчину красивее, чем тот, кто изображен на снимке!
Блондин, конечно! Черты классические, смотрит вприщур, нагло так. Даже глядя с фотографии, раздевает женщину своими глазищами. Модная бородка, обливающая крепкие челюсти, яркий, чувственный рот – можно представить, как он целуется, этот распутный красавчик, щекоча бедных бабенок своей бородкой!
Понятно, почему глупенькая провинциалка Ирочка не устояла, – а кто устоял бы перед таким? Небось и она, Анечка, образец супружеской верности, тоже дала бы существенный крен! Или нет?
За ее спиной Дима издал какой-то странный звук, и Аня мигом поняла, что настал его черед переживать муки ревности и жестоко комплексовать по поводу своих веснушек, и очков минус восемь с половиной, и курносого носа, и жалкой бороденки. И своим любящим сердцем она пожалела Диму, у нее даже слезы навернулись на глаза от этой жалости, и сразу стало легче дышать.
Ничего! Пока они с Димой вместе, они все переживут! Ну и пусть Ирка – неземная красавица, ну и пусть при взгляде на ее любовника у Ани задрожали коленки – Дима дороже для нее всех на свете красавцев. Прав Дима: надо подходить к проблеме практически. Утилитарно!
– Берем! – решительно стукнула Анечка себя по колену, но тотчас спохватилась:
– Я хочу сказать, что с этой минуты мы берем на себя все заботы и о вас, Ирина, и о будущем ребенке. Предлагаемый генофонд нас устраивает, не правда ли, Дима? Но прежде следует составить что-то вроде договора, да?
– Не что-то вроде, а именно письменный договор из нескольких пунктов, где четко предусмотрены взаимные обязательства сторон, – солидно откликнулся Дима. Он хоть и работал в НИИ ихтиологии, был по внутреннему призванию юристом.
Анина свекровь до сих пор причитала, что Дима пошел на биофак, а не в заочный юридический институт. – Это я беру на себя. К сожалению, наш договор нельзя заверить по всем правилам в юридической консультации, однако мы проработаем все мыслимые и немыслимые «про» и «контра», а свидетелем выступит Нонна Алексеевна.
Так что имейте в виду, Ирина, в случае нарушения каких-то обязательств этот договор будет считаться в суде – если дело дойдет вдруг до суда! – полноценным документом. А пока… пока условимся, что в силу вступает устная договоренность?
– Ладно, – кинула своей повинной головой Ира. – Только… только вы не можете дать мне немножко денег прямо сегодня? Сейчас? Авансом. Потому что… у меня уже ни копейки не осталось, честное слово, а надо же есть, и на мне платья начали трещать, надо что-то купить, чтобы скрыть живот, а то вдруг меня какие-нибудь знакомые увидят…
– Деньги вам ни к чему, – с теми же металлическими интонациями, уже прочно закрепившимися в ее голосе, произнесла Аня. – Платье вам я сама куплю, а лучше – сошью, потому что я вполне профессионально шью. Вы по-прежнему останетесь жить у Нонны Алексеевны, именно ей мы станем выделять суммы на оплату вашего жилья и на текущие расходы. Нонна Алексеевна обязуется следить за вашим питанием, покупать продукты. Смысл в том, чтобы вы днем ни на шаг не выходили из квартиры. Вас никто не должен видеть, ваша беременность должна сохраняться в полнейшей тайне, усвойте это с первой же минуты! Ежевечерне мы с мужем будем приходить сюда и вместе гулять. Прогулки перед сном весьма полезны, – сочла нужным добавить она.
Черт знает, почему Аня несла такую жуткую казенщину! Отродясь она так не говорила, наоборот: все подружки восхищались образностью и богатством ее речи. «Ты, Анечка, говоришь, словно стихи читаешь. Или роман!» Ну а сейчас она будто бы читала инструкцию для электроутюга. Или холодильника. Но ей сейчас необходимо именно это, чтобы не сорваться, чтобы не разлиться слезами от жалости к себе, к Диме, к этой отвратительно красивой девчонке, к младенчику, в конце концов, которого родная мать бестрепетно отдаст чужим людям – бестрепетно, но отнюдь не бесплатно. Да, сколько денег уйдет – подумать страшно! Придется надолго распроститься с мечтой о машине, – деньги на нее откладываются вот уже сколько лет. Ирина получит кругленькую сумму, а дальше готовь деньжата на переезд…