Если любит – поймет
Шрифт:
Я озадаченно хмурюсь.
— А над моими с Седриком отношениями ты никогда не задумывалась? — спрашивает Элли. — Он врач, каждый божий день видит обнаженных пациенток. Совершенно разных: старых, молодых, с большими бюстами, маленькими. А я рекламирую всякую хрень: чудо-кремы для похудания, утягивающие колготки. Когда мне велят раздеться до трусов, я раздеваюсь. Такова уж моя работа. Если бы мы с Седриком рассуждали, как ты, давно бы друг дружку придушили.
К моему горлу подступает
— Таких профессий масса! — продолжает она свою пылкую речь. — Портные снимают мерки с почти голых клиентов, тренеры по плаванию каждый день видят своих учениц и учеников в купальниках. А массажисты, художники, пластические хирурги, гинекологи! По-твоему, все они развратники, ни у кого из них нет любви, семьи, серьезных отношений?
Я обхватываю голову руками, чувствуя себя не то что избалованной девчонкой, а беспросветной тупицей и законченной эгоисткой.
— Не знаю…
— А я знаю, — твердо говорит Элли, будто решив доконать меня. — У всех у них такая же, как у других, жизнь: кому-то везет, кому-то нет. Они так же влюбляются, пытаются строить семьи, обзаводятся детьми. Надо уметь доверять и не требовать от партнера невозможного. Если Деннард запал тебе в душу, люби его таким, какой он есть.
— Слишком поздно, — хрипло отвечаю я.
Элли глубоко вздыхает.
Мы с минуту молчим, и она кажется мне мучительно долгой. Когда тишина начинает сдавливать виски, я вскидываю голову и говорю первое, что приходит на ум:
— Странно, что ты стала вдруг такой рассудительной. Обычно ведь не прочь поязвить, даже позубоскалить.
— Когда речь заходит о важных вещах, я сама серьезность, — торжественно произносит Элли, вставая. — Сварить еще кофе?
— Свари, — прошу я, кладя ноги на соседний стул.
Элли открывает буфет, достает пакетик с молотым кофе, на миг замирает и снова садится, будто забывая, что собралась сделать.
— Как же тебе быть?
— В каком смысле? — спрашиваю я.
— Может, просто позвонишь ему и извинишься?
Усмехаюсь.
— Сейчас он с шикарной блондинкой, им лучше не мешать.
— Эх! — Элли в отчаянии взмахивает рукой, в которой держит пакетик, чуть не просыпая кофе. — Если бы ты не отколола такой номер… — она кивает на мою черноволосую голову, — тогда он бы и не посмотрел на эту блондинку.
— Неизвестно… — тихо говорю я, отворачиваясь, потому что к глазам снова подступают слезы, а я больше не хочу выть при Элли.
— Еще и как известно! — уверенно заявляет она. — Он был от тебя без ума, а ты взяла и все испортила!
Был… — эхом отдается в моей голове. Интересно, окончательно ли убили моя злость и глупость его светлое чувство?
— Тогда, может, позвонишь завтра, а, Келли? — более ласково спрашивает Элли.
Я решительно качаю головой.
— Нет.
10
Просыпаюсь
Нет, Максуэллу звонить рано. Надо повзрослеть, доказать на деле, что я могу быть другой, и уж потом… Как следует поступить потом, я еще не знаю. Но говорю себе: если нам с Максуэллом суждено быть вместе, мы еще непременно встретимся.
Задумываюсь. Нет, встречу я устрою сама, когда почувствую себя взрослой решительной женщиной. Хотя бы для того, чтобы попросить прощения.
Итак, у меня начинается новая жизнь. Сегодня суббота, о поисках работы нечего и думать, но можно, не теряя времени даром, заняться другими делами, чтобы не отвлекаться на них в понедельник. Во-первых, убраться в квартире. Во-вторых, пересмотреть гардероб и пополнить его одеждой, в которой можно чувствовать себя комфортно и уверенно хоть на собеседованиях, хоть на новом рабочем месте. В-третьих, не мешает сесть и хорошенько подумать о том, как жить дальше, наметить некий план.
За уборку я хватаюсь с необыкновенным рвением, и работа спасает от страшной тоски. Заканчиваю пылесосить и чистить во второй половине дня, принимаю душ, надеваю белую майку и джинсы и с тайной надеждой смотрю на экранчик сотового: вдруг он звонил, а я не услышала?
Увы. Максуэлл и не думал со мной связываться. Еще бы! Я на его месте вообще вычеркнула бы такую, как я, из памяти. Мне делается страшно, но я отчаянно борюсь с хандрой. Для этого, громко напевая, иду на кухню и варю кофе.
Звучит мелодия сотового. Я так стремительно вылетаю в прихожую, что чуть не переворачиваю на себя кофеварку и задеваю ногой табуретку — она с грохотом падает. Вбегаю в спальню, хватаю телефон и смотрю на экран.
На нем высвечивается папин номер. У меня падает сердце. Никогда прежде звонок отца так не огорчал меня.
— Привет, пап!
— Здравствуй, золотце! Как дела?
Я делаю глубокий вдох с намерением хоть в общих чертах рассказать отцу о своих бедах, но тут в моей голове будто щелкает переключатель и я вспоминаю, что поклялась себе жить совершенно по-новому.
— Дела? Хорошо, — как можно более весело говорю я.
— Голос бодрый, — отмечает папа. — Значит, все правда неплохо.
Я на миг зажмуриваюсь и, несмотря на боль, тихо радуюсь. Первое испытание я, можно сказать, прошла. Прежняя Келли Броуди думала в первую очередь о себе, а нынешняя — не желает понапрасну расстраивать отца. У него и своих тревог хватает.
— Как у тебя с работой?
— Хорошо. — Со смехом рассказываю про ложный сигнал о пожаре. — Нам уже дали команду освободить здание, когда выяснилось, что это ложная тревога.