Если любит – поймет

Тиммон Джулия

— Сейчас нет, — медленно отвечаю я, раздумывая, не лучше ли соврать, что у меня кто-то есть. — Точнее… замужем я вообще не была, а с другом… — Умолкаю и пытаюсь понять по лицу Максуэлла, что у него на уме.

Он продолжает рассматривать окна, будто это освещенные, как в картинной галерее, полотна Пикассо и будто у него нет и мысли меня соблазнять. Страх в моей душе капля за каплей исчезает, уступая место любопытству, а потом досаде. Неужели я совсем ему не интересна? И он даже не попытается поцеловать меня? Может, со мной что-то

не так?

— А с другом мы расстались, — договариваю я. — Он вдруг понял, что должен найти себя, решил пожить в Мексике, потом в Вест-Индии или Венесуэле — посмотреть мир. И уехал. Мне надоело быть как будто несвободной и в то же время одной и через четыре месяца я написала ему, что между нами все кончено.

Максуэлл переводит на меня взгляд.

— А если бы он уехал на фронт или в командировку?

Пожимаю плечами.

— Фронт или дела — это совсем другое.

Максуэлл понимающе кивает.

— Верно. Оставить такую девушку и податься на поиски себя… Ты уж извини, но у него, наверное, не все в порядке с головой.

— Не надо его обзывать, — заступаюсь я за Кристофера, а самой безумно приятно.

Максуэлл улыбается, по-моему с грустинкой.

— Что ж, Келли, спасибо за помощь и за приятный вечер. Кстати! — Он поднимает палец. — Может, посоветуешь что-нибудь еще? Раз не сможешь всегда быть на площадке?

Я слегка нахмуриваюсь, заставляя мысль работать совсем в ином направлении. Не так-то это просто, когда на улице ночь и глаза парня, с которым общалась целый вечер, так загадочно поблескивают в свете фонарей.

— Гм… Может, тебе стоит быть с ними помягче? — спрашиваю я. — С актерами, как бы они ни играли?

Лицо Максуэлла делается сосредоточенным.

— По-моему, больших успехов невозможно достичь криком, — поясняю я.

Максуэлл чуть сдвигает брови. Я пугаюсь: не перегибаю ли я палку? Но тут он с готовностью кивает.

— Да, все верно. Я сам понимаю, что чересчур расхожусь, когда мне кажется, что кто-то играет не совсем так. Но, видишь ли, в такие минуты эмоции бьют из меня фонтаном, такое чувство, что ничто на свете их не остановит. Вообще-то я совсем не истерик… — Он почесывает макушку.

— Остановить собственные эмоции в состоянии только ты, — говорю я. — А для этого надо лишь полностью осознать, что толку от этого будет намного больше. Поставь себя на место актера. Любому приятнее, когда ему делают замечания или что-то подсказывают аккуратно — образно говоря, шепотом.

Максуэлл задумчиво кивает.

— Да, все правильно. Буду стараться.

— И еще, — прибавляю я, сама пытаясь говорить как можно мягче. — Обращаться к людям лучше так, как они сами себя называют, ведь есть такие формы имен, которые некоторых просто бесят.

Максуэлл смотрит на меня в растерянности.

— Ты о чем?

— Например, о том, что мою подругу ты называешь «Лиз», а у нее это слово ассоциируется с соседкой из детских времен — грязнулей,

врушкой и двоечницей. Конечно, Элли в твоем фильме почти ничего не значит, но дело не в ней, а в самом подходе к людям.

— Элли?

— Так к ней обращаются самые близкие — Эл, Элли. Остальным она представляется Элизабет и хотела бы, чтобы ее звали именно так.

Максуэлл на несколько мгновений задумывается и качает головой.

— Надо же! Казалось бы, все так просто и незначительно, а с другой стороны… — Он благодарно смотрит на меня и с улыбкой произносит: — Тебя мне сам Бог послал. Буду перевоспитываться. — На его лбу углубляются морщинки. — А как тебе удается все это подмечать?

Пожимаю плечами.

— Не знаю. Может, это от папы? Он прекрасный специалист, мы с ним большие друзья, и я во многом похожа на него… — Запинаюсь, вдруг подумав о том, не кажусь ли я нескромной. — Я хочу сказать, вероятно отчасти его способности быть психологом передались мне, вот и все…

Максуэлл кивает.

— Да, скорее всего. — Он протягивает мне руку. — Спасибо тебе, Келли. И спокойной ночи.

Я вкладываю в его руку свою, он сжимает пальцы, на миг замирает, медленно притягивает меня к себе и снова останавливается, проверяя, стану ли я сопротивляться. У меня от ликования все замирает внутри. Значит, все-таки дело не в топе… То есть и в таком, как этот — не очень-то сексуальном, — я ему понравилась…

Чувствую на щеке дыхание Максуэлла, и глаза застилает расплывчатая дымка. Взгляд приковывают к себе его губы, и, кажется, если они тотчас не прикоснутся к моим, я…

Максуэлл наклоняет голову и непродолжительно меня целует.

— Спокойной ночи, Келли, — горячо шепчет он и, когда я раскрываю глаза, уже идет прочь.

Среда выдается жаркая и влажная. Элли сегодня до вечера снимается в роликах для телемагазина, рекламирует какие-то чудо-пояса, при помощи которых якобы можно без всякого труда избавиться от целлюлита и лишнего веса, и прочую дребедень. Приезжаю на Пятую авеню в четверть первого, наспех перекусив мороженым и выпив стаканчик колы, смотрю по сторонам и вижу потоки народа, а съемочной команды не замечаю. Ужасно не хочется отвлекать Максуэлла от работы, но что мне остается? Конечно, надо было сразу договориться точнее, но я об этом как-то не подумала.

— Да? — тяжело дыша и чересчур деловито, отвечает на звонок Максуэлл.

Я в первое мгновение теряюсь. Почему он так неприветлив? Может, что-то изменилось?

— Гм… Максуэлл, это Келли.

— А, Келли! — восклицает он, явно стараясь быть поласковее, но его голос дребезжит от напряжения. — Не можешь нас найти?

Слава богу, он хотя бы помнит, что пригласил меня, и подробно объясняет, где находится съемочная площадка. Я прекрасно ориентируюсь в Манхэттене, поэтому, хоть и из-за шума плохо слышу, понимаю с полуслова, куда следует идти, и ничего не переспрашиваю.