Если муж - оборотень
Шрифт:
цивилизация их похерила.
Том Роббинс «Натюрморт с дятлом»
– Как хорошо, что ты, наконец-то, решила нас навестить, деточка.
Миссис Мэтьюз поставила на стол две чашки чая и целую корзину домашнего печенья.
– Дай-ка, я на тебя хорошенько погляжу.
Женщина коснулась рукой подбородка девушки и внимательно всмотрелась в ее лицо. За три года, что они не виделись, Присцилла немало изменилась. Ее личико из наивно-подросткового
А Джина, супруга профессора Мэтьюза, не изменилась совсем. Она по-прежнему красила свои короткие кудрявые волосы в красный цвет, драпировала худую фигуру в мешковатые костюмы и использовала яркую губную помаду.
– Почему ты не давала о себе знать столько времени? – миссис Мэтьюз выглядела очень огорченной.
Ясное дело, они с мужем так много сделали для девушки: обеспечили работой, заботились, относились как к дочери, а она вышла замуж, уехала и даже перестала звонить. Присцилле было очень неудобно.
– Прости меня, Джина. Я действительно поступила по-свински. Совсем не было времени.
Женщина понимающе кивнула.
– Семейная жизнь, - она хитро улыбнулась, - она такая. Правда, милый!
Последние слова были произнесены довольно громко и обращены к ее мужу, который в этот момент появился в дверях кухни. Наверное, впервые в жизни Присцилла видела профессора Мэтьюза не в деловом костюме, а в домашнем халате и тапочках. За последние три года профессор, казалось, постарел лет на десять. Его некогда густые волосы, слегка задетые сединой, теперь стали совсем белыми, он отпустил усы, похудел и немного сгорбился. Присцилла чувствовала, что в этом есть и ее вина тоже.
– Сплетничаете, девочки? – При виде девушки профессор Мэтьюз расцвел в улыбке.
– Обсуждаем нерадивых мужей, Джордж, - ответила Джина
– О, а когда мы с коллегами-мужчинами собираемся в баре после занятий, то только и успеваем расхваливать своих чудесных жен, - он подмигнул Присцилле.
Джина хихикнула, а девушка расплылась в улыбке. Эта домашняя семейная обстановка вызвала в душе у Присциллы одновременно множество чувств. Вот бы у них с Кайлом после стольких лет совместной жизни были такие же отношения, как у этой милой пары. Но в последнее время девушка стала побаиваться, что ни то, что отношения, а долговечность их брака не будет такой, как у этих прекрасных людей.
– Если честно, - решила признаться девушка, - я в Колумбусе лишь проездом. Еду навестить маму в Алабаму, вот и заехала увидеть подругу. Вы ее помните, Кристина Кадлекова?
Мэтьюзы переглянулись.
– Да, - кивнула Присцилла, - я не планировала визит к вам и очень раскаиваюсь в этом. Вы так много сделали для меня, а я даже не удосужилась послать вам открытку на Рождество.
Джина тепло улыбнулась,
– Ну, а как поживает твой супруг?
– спросил мужчина.
Его голос звучал слегка тревожно, и девушка вспомнила, как профессор сомневался в ее выборе, и поспешила успокоить его:
– Все прекрасно. Я счастлива.
Мужчина кивнул.
– Я рад за тебя.
– Ну, а что мы тут сидим?
– Джина всплеснула руками.
– Давайте перейдем в зал.
– Увы, девочки, я вынужден вас оставить. У меня коллоквиум после обеда.
Он поцеловал супругу и еще раз подмигнул Присцилле. Когда профессор ушел, Джина и ее гостья переместились на диван в гостиной. Пожилая женщина положила на колени старый фотоальбом.
– Никогда ведь тебе его не показывала?
Присцилла покачала головой.
– Здесь вся история нашего рода, еще с того времени, как впервые изобрели фотоаппарат.
И Джина стала вынимать по одной старые фотографии и показывать их девушке. Присцилла была удивлена, ее родители никогда не занимались составлением генеалогического древа, и молодая женщина понятия не имела о своих предках. А тут все представители рода Мэтюзов где-то сердито, где-то лучезарно улыбаясь, смотрели на нее с пожелтевших фотокарточек. Удивительно.
– Раньше вы имели двойную фамилию?
– спросила она Джину - Некоторые фотографии так подписаны.
– Да, так было до тысяча девятьсот шестнадцатого года, когда преподобный Клаус Робин Мэтьюз, вот его фото, основатель одного из баптистских сект в Калифорнии, посчитал, что двойные фамилии от лукавого. С тех пор осталась только Мэтьюз.
Девушка улыбнулась.
– Вы имели интересных родственников.
– Да уж.
– Джина закатила глаза, - предки моего мужа были оригинальными людьми. Там были и пророки, и убийцы, и выдающиеся ученые, и деградирующие пьяницы. Был даже один, объявивший себя солнцеедом?
– Как это?
– Говорил, что питается только солнечным светом.
– И как долго он протянул на такой "диете"?
– На удивление довольно долго, целых шестьдесят четыре дня, после чего, конечно же, скончался от голода.
– Да, печальная история. А это кто?
Девушка вытащила из общей кучи цветную фотографию. По качеству и внешнему виду было ясно, что фото сделано в ближайшие годы. С картинки на нее смотрела миловидная светловолосая юная девочка с голубыми глазами и милой улыбкой.
– Эта наша дочь Кристен. Она погибла несколько лет тому назад.
- Боже, - Присцилла растерялась.
– Как это случилось?
В глазах Джины мгновенно появилась глубокая печаль.
– Ее убил какой-то мерзавец-наркоман, когда она возвращалась домой с вечеринки. Ей тогда исполнилось шестнадцать, и они отмечали день рождение в кафе.
Присцилле сделалось дурно, бедная Джина, бедный профессор. Сколько же им пришлось пережить.
Девушка положила руку на плечо старой женщине.