Если не сможешь быть умничкой
Шрифт:
— Ну… — сказал я, — Ничего, кроме одного: врет он много.
— Пожалуй. Но ведь он всегда приносит извинения, если что. Печатает, знаешь, такие миленькие маленькие опроверженьица…
— «И никому еще от этого не было вреда», — процитировал я. В три ночи язык еле ворочался — я все еще был в отключке.
— Что это? Ты о чем? Что ты там бубнишь? Я не понимаю!
— Да так, кусочек песенки. Ничего больше.
— Какой такой песенки?
— Тема Боба Хоупа, «Благодарю за то, что помнишь…». Он пел ее Ширли Росс в «Большой трансляции» 1938 года. Да, думаю, это был 38-й. Должно быть, нынче он уж сыт ею по горло.
— А это ведь был
— Ну да.
— И ты не становишься моложе…
— О Господи, Ларри! Ты и мертвого заколебёшь!
— А тебе того и надо бы: начать колебаться, шевелиться, подумать, черт возьми, о своем будущем! Если ты не начнешь это прямо сейчас… Ну что ж! Тогда у тебя, приятель, будет бездна времени поразмышлять об этом. Позже — когда уже стукнет полсотни и ты обнаружишь себя где-нибудь под забором, с двумя грошами в кармане и без малейшего понятия, куда бы кинуть кости!
Самому Ларри было как раз 50. И он был, пожалуй, самым успешным инвестиционным консультантом в Вашингтоне. Казалось, к нему стекались все слухи, сплетни и все те, кто так или иначе имел к ним отношение…и, очевидно, большая часть последних становилась его клиентами. При этом он был истинным «порождением Великой Депрессии». Она все еще преследовала его, и он любил, не жалея красок, живописать страдания и муки несчастных оборванцев, оставшихся в преклонные годы посреди улицы с жалкими медяками в кармане (одна монетка в четверть доллара, три пятака и один гривенник). Иногда он добавлял немного пронизывающего ветра или снега.
— И кого же ищет твой Сайз? — спросил я.
— Журналиста, способного собирать конфиденциальную информацию самого деликатного свойства — как раз такого, как ты, — ответил он.
— Но я не проныра-репортер, — сказал я. — Я, скорее, проныра-историк!
— Ты — человек-ищейка! — заявил Каллан. — Федеральная ищейка! А они даже не дали тебе постоянного статуса госслужащего. Ты — простой консультант!
— Консультант, между прочим, на ставке 108 баксов в день! — ответил я. — И, если говорить с точки зрения службы, я самый долгоиграющий консультант в городе. И все время возвращаюсь и возвращаюсь к Камелоту…
— И Билли Сол Эстесу…
— И к аферам Корпуса Мира в Нигерии. Тогда, помнится, мы очень аккуратно запрятали концы в воду.
— И в итоге за 12 лет ты сменил двадцать одно место службы, — тоном резонера завершил Каллан.
— Должностей, Ларри! Служба у меня всегда была одна — во благо моего Президента.
— Никаких социальных гарантий, — забубнил Каллан. — Никакой тебе пенсии. Никакой медицинской страховки! И, кроме всего прочего, твои политики тебя всегда подставляют. Я вообще не понимаю, как ты умудрился выжить в последние четыре года!
— Очень просто! — ответил я. — Я всего лишь откопал несколько мертвяков, в закапывании которых мне приходилось принимать участие. Подобные услуги я могу предложить и следующей администрации… Если она когда-нибудь появится.
— Я думаю, что ты просто обязан поговорить с Френком Сайзом.
— А Сайз упоминал о чем-нибудь интересном — к примеру, о деньгах?
Возникла некоторая пауза.
— Э-э… На самом деле я еще не говорил с Френком.
— А с кем же ты тогда говорил «на самом деле»? — передразнил я.
— Я говорил с Мейбл Зингер. Она — личный секретарь Френка. Ты знаешь Мейбл?
— Да, что-то слышал, — сказал я. — А Мейбл упоминала о чем-нибудь интересном — к примеру, о деньгах?
— По правде говоря,
— Что же?
— Ты сможешь работать на дому.
— Ты имеешь в виду — никаких «с 9 до 5»?
— Вот именно.
— Ты уверен?
— Именно потому я тебе и звоню! — заявил Каллан. — Это даст тебе возможность спокойно отслеживать приключения того француза… ну, того, о ком ты постоянно пишешь свои статьи. Как там его имя — Бон- и что-то…
— Бонневиль, — подсказал я.
— Да, Бонневиль! Он ведь, кажется, давненько уж помер, не так ли?
— Да уж около ста лет назад, — ответил я.
Глава вторая
В конце 1959 года, когда я был кандидатом на получение ученой степени по истории в Университете Колорадо, Бобби Кеннеди вихрем пронесся по Западу в поисках тех, кто хотел бы видеть его братца кандидатом в Президенты. Мне был тогда всего 21 год от роду, и я числился социалистом — но тем не менее я взял и организовал что-то типа кружка под названием «Студенты-республиканцы за Кеннеди». Это произвело много шума, [1] но все же недостаточно, чтобы предотвратить потерю Джоном Кеннеди штата Колорадо на выборах 1960 года. Не хватило около 62 тысяч голосов.
1
Видимо, из-за того, что Кеннеди выдвигался от Демократической партии (здесь и далее — прим. перев.)
Теперь я не социалист. После 12 лет работы на Правительство я — скорее анархист.
Однако братья Кеннеди оказались истовыми приверженцами принципа «дележа добычи». [2] Полные благодарности за мои старания, они пригласили меня в Вашингтон. Прибыл я туда в начале февраля 1961 года, и поначалу никто не имел понятия, что же со мной делать. Поэтому меня сделали консультантом — на ставку в полсотни баксов в день — а затем приписали к чему-то загадочному под названием «Продовольствие за мирное существование!».
2
Система «дележа добычи» (амер. spoils system) — предоставление постов и привилегий сторонникам победившей партии за услуги, оказанные партии во время выборов.
Сей эпохальный проект был запущен из маленького, но роскошного кабинета в старом Административном Здании, по соседству с Белым Домом, неким молодым экс-конгрессменом по имени Джордж Мак-Говерн. [3] Бедняга уже просто не знал, как иначе от меня отделаться.
В итоге было решено, что мне, как без пяти минут историку, сам бог велел заняться историческим описанием первого путешествия «Пищи за Мир» — от момента, когда суда с провиантом под соответствующие фанфары покинут Балтимор, до того светлого дня, когда вышеуказанная Пища наполнит желудки борцов, чьи сердца и умы день и ночь добывают победу во имя Демократии.
3
Был кандидатом от Демократической партии на выборах Президента США в 1969 году, но проиграл Никсону.