Если совершено убийство
Шрифт:
В начале этого монолога лицо Говарда помрачнело, но теперь его губы тронула легкая усмешка. Он пошарил в кармане пальто, в то время как дядя стоял, прислонившись к склепу, демонстративно сложив руки на груди.
— На, прочти это. Оно пришло за два дня до твоего приезда. — Подбадриваемый желанием подтвердить свои намерения, Говард заговорил тверже: — Прочти это, Рэдж.
С подозрением Уэксфорд взял письмо. Без очков ему только и читать письма! Однако можно сделать вид… С листа на него уныло смотрела подпись Леонарда Крокера…
«Надеюсь, что могу положиться на ваш здравый смысл… Ваш дядя, мой близкий друг и пациент… Более всего он нуждается в полном отстранении от
— Мы думали, что поступаем так, как лучше для тебя, Рэдж.
— Близкий друг! — взорвался Уэксфорд. — Чего он добился, вмешиваясь в мои дела? — Не имея привычки мусорить, теперь он забыл о ней и, смяв письмо в комок, швырнул его в кусты.
Говард расхохотался.
— Я разговаривал об этом с моим врачом, — сообщил он, — рассказал ему обо всем, что с тобой произошло, и он объяснил мне, — ты же знаешь, какие дипломаты эти врачи! — что на этот счет существует два мнения, и не будет ничего страшного, если ты не станешь изменять своим обычным вкусам и привычкам. И все-таки Дениз настояла на том, что мы должны придерживаться рекомендаций твоего личного врача. Кроме того, нам казалось, что ты этого хочешь.
— Я всегда считал тебя снобом, — отозвался дядя. — Так вот, ты и есть настоящий сноб.
— Правда? Но это никогда не было для меня оскорблением. — Говард прикусил губу, стараясь сдержать смех. — Ты представить себе не можешь, как я истосковался по настоящим беседам вместо этой болтовни о литературе, особенно теперь, когда мне не хватает людей, а работы — по горло. — Сдвинув брови, он очень озабоченно сказал: — Ты, наверное, замерз. Сюда идет мой сержант, так что мы сможем уйти от всех этих легендарных гробниц.
От «собора Святого Петра» к ним приближался коренастый незнакомец лет сорока. У него был беспечный, жизнерадостный и какой-то очень земной вид человека, совершенно нечувствительного к атмосфере кладбища, чего нельзя было сказать об остальных двоих. Говард представил его как сержанта Клементса, а Уэксфорда — как старшего инспектора, не упомянув, что он — его дядя, и не пытаясь объяснить его внезапное и, безусловно, неожиданное появление на месте преступления.
В компании таких внушительных особ сержант счел за лучшее не задавать лишних вопросов (может быть, причиной тому было и то, что он прочитал эпитафию Монфорта).
— Очень рад познакомиться, сэр.
— Мой дядя, — сказал Говард и через небольшую паузу добавил: — Он в отпуске, приехал из Сассекса.
— Полагаю, здесь все совершенно по-другому, сэр: нет ни зеленых полей, ни коров и всего прочего. — Клементс посмотрел на Уэксфорда с полной уважения и в то же время снисходительной улыбкой, а затем, повернувшись к суперинтенденту, доложил: — Я еще раз поговорил с Траппером, сэр, но у него больше ничего не удалось узнать.
— Ладно. Мы возвращаемся в машину. Пообедаем вместе с мистером Уэксфордом, а во время обеда я постараюсь убедить его позволить нам воспользоваться его интеллектуальными способностями.
— Конечно, мы воспользуемся ими, — откликнулся сержант и последовал за ними к выходу с кладбища.
«Великий князь», маленький старый паб, в который Говард повел дядюшку, стоял на углу извозчичьего двора на Кенберн-Вейл.
— Не знал, что в Лондоне еще остались такие места, — сказал Уэксфорд, оглядывая панели, отделанные льняным полотном, деревянные лавки с высокими спинками и старинные окна. Обстановка была домашней и напоминала постоялые дворы с картин Помфре или Стоуэртона.
— Поблизости таких мест действительно нет. Кенберн — не Утопия. Не кажется ли тебе, что вид
— Что будешь есть, Рэдж?
— Мне много нельзя.
— Если кусочек холодной утятины и салат? Здесь очень вкусно готовят.
У Уэксфорда немного кружилась голова, но он не мог позволить себе так легко сдаться. То, что происходило между ним и Говардом, было торжеством взаимопонимания и дружбы над недоразумением, и если теперь ему предоставлялась возможность снова «вгрызаться» в настоящую полицейскую работу, то почему бы не сделать то же самое и с утятиной? Предлагавшийся в меню набор блюд был настолько широк и соблазнителен, что просто слюнки текли. Уэксфорд выбрал самые низкокалорийные — тонко нарезанную говядину и холодный рататуй — и с удовлетворенным видом откинулся на спинку лавки. Даже высокий стакан яблочного сока, который предложил ему Говард с уверениями, что он изготовлен из лучшего сорта яблок из Суффолка, не смог омрачить его настроения.
С самого начала пребывания в Лондоне Уэксфорда не оставляло ощущение некоторой потери собственной индивидуальности, знакомое каждому человеку, находящемуся на отдыхе, за исключением, конечно, закаленных путешественников. И вместо того чтобы его собственное уэксфордовское «я» возвращалось по мере его привыкания к этому городу, он чувствовал, как оно продолжало исчезать, и на кладбище он, наконец, понял, что утратил его окончательно. Это был страшный момент. Однако теперь он в большей степени ощущал себя самим собой, чем все предыдущее время. Сейчас ему было так же легко и приятно, как когда-то в «Оливе и голубке», где они бывали с Майком и за обедом обстоятельно обсуждали какое-нибудь дело, только теперь руководителем был Говард, а сам Уэксфорд выступал в роли Майка. Однако он не имел ничего против этого. Мог даже совершенно спокойно смотреть на огромный, почти на всю тарелку, стейк, запеканку с почками, молодым картофелем и кабачками, обжаренными в сухарях, которые с аппетитом поглощал Говард.
Первые пять минут они ели, пили и говорили о произошедшем недоразумении, затем Говард повел прямой и ясный разговор, протянув дяде моментальный снимок.
— Это единственная фотография девушки, которая есть у нас. Конечно, могут появиться и другие. Снимок лежал в ее сумочке. Вообще-то довольно необычно, когда кто-то носит с собой собственную фотографию. Возможно, это связано с какими-то дорогими сердцу воспоминаниями. Где и когда она была сделана, нам не известно.
Снимок был слишком светлым и нечетким для опубликования в газете. На нем была красивая тоненькая девушка в платье из хлопка и тяжелых, совершенно неподходящих туфлях. На месте лица — бледное пятно. Уэксфорд подумал, что ее не смогла бы узнать даже родная мать. На заднем плане виднелись запыленные кусты, кусок стены с парапетом и что-то похожее на столб для веревки, на которой развешивают белье.
Уэксфорд вернул снимок Говарду и спросил:
— Гармиш-Террас далеко отсюда?
— Дома, стоящие на этой улице, выходят тыльной стороной на кладбище, только напротив того места, где мы с тобой были. Очень неприятное место: эти уродливые дома были построены еще в 1870 году для городских торговцев, которые не могли тратить по полторы тысячи в год на дворец на Куинс-Гейт. Теперь в них в основном сдаются в аренду комнаты или, как их для приличия называют, «квартирки». Убитая девушка около двух месяцев снимала там комнату.