Если спросишь, где я: Рассказы

Карвер Реймонд

Боже мой, Рита, ну и пальцы!

Я бегу на кухню, отдаю заказ Руди, и он принимает его с кислой миной. Ты же знаешь Руди. Он всегда такой на работе.

Я выхожу из кухни, и тут Марго — я тебе рассказывала про Марго? Та самая, которая вешается Руди на шею? Вот она мне и говорит: «Этот твой жирный приятель, он кто? Ну и пузан».

Вот с этого все и началось. Мне кажется, именно с этого все и началось.

Я готовлю салат «Цезарь» прямо за его столиком, он следит за каждым моим

движением, а сам намазывает масло на хлеб и откладывает куски в сторону, а сам пыхтит и пыхтит. В общем, нервы у меня уже на пределе, ну, почти, и я опрокидываю его стакан с водой.

— Извините, пожалуйста, — говорю. — Вот так всегда бывает, когда торопишься. — Простите меня, пожалуйста, — говорю. — На вас не пролилось? — спрашиваю. — Я сейчас позову помощника, он вытрет, — говорю.

— Не беда, — говорит он. — Пустяки, — говорит он и пыхтит. — Не беспокойтесь, мы не сердимся, — говорит. И улыбается, и взмахивает рукой. В общем, я иду за Леандером, а когда возвращаюсь, чтобы подать салат, смотрю, жирный уже съел все свои бутерброды.

Чуть погодя я приношу ему еще хлеба — а он уже доел салат. А ведь это же «Цезарь», ты представляешь? То есть порция огромная.

— Вы очень любезны, — говорит. — Хлеб чудесный, — добавляет он.

— Спасибо, — отвечаю я.

— Очень вкусный, — продолжает он, — вы уж нам поверьте. Нечасто нам доводилось есть такой хлеб, — говорит.

— А вы откуда приехали? — спрашиваю я. — Кажется, я вас раньше не видела.

(— Да уж, такого забудешь, — хихикнув, перебивает Рита.)

— Из Денвера, — отвечает он.

Я больше ничего не спрашиваю, хотя самой любопытно.

— Ваш суп будет готов через несколько минут, сэр, — говорю я и перехожу к столику, где сидят четверо бизнесменов, очень капризных, — узнать, не нужно ли им еще чего.

Ну вот, подаю я ему суп, и смотрю, хлеб опять исчез. Он как раз кладет в рот последний кусок.

— Честно говоря, — говорит, — мы не всегда столько едим, — говорит. И пыхтит. — Вы уж простите.

— Ну что вы, что вы, — это уже я ему. — Люблю смотреть, как мужчина ест, да еще с таким удовольствием, — говорю.

— Не знаю, — говорит он. — Наверное, в смысле удовольствия — это правда про меня. — И пыхтит. Заправляет салфетку. Потом берет ложку.

— Господи, ну и жирдяй! — это мне Леандер.

— Он в этом не виноват, — говорю я, — так что заткнись.

А сама ставлю на стол еще одну корзинку с хлебом и масло.

— Как вам суп? — спрашиваю.

— Спасибо. Вкусный, — говорит. — Очень вкусный, — и вытирает губы, потом промокает салфеткой подбородок. — Вы не считаете, что тут жарковато, или мне только кажется? — спрашивает.

— Да, жарковато, — соглашаюсь я.

— Наверное, мы снимем пиджак, — говорит он.

— Конечно, снимайте, — говорю. — Человек должен чувствовать себя комфортно.

— Это верно, — говорит он, — еще как верно, —

говорит.

Но чуть позже замечаю, что пиджак он так и не снял.

Мои столики освободились, обе компании ушли, пожилая пара тоже. Ресторан пустеет. А я подаю жирному отбивную, печеную картошку и приношу еще хлеба и масла; он теперь в зале один.

Я щедро поливаю картошку сметаной. Поверх сметаны сыплю лук и бекон.

— Желаете чего-нибудь еще? — спрашиваю.

— Нет, все замечательно, — говорит он и пыхтит. — Все прекрасно, спасибо, — добавляет он и снова пыхтит.

— Приятного аппетита, — говорю я. Снимаю крышку с сахарницы и заглядываю внутрь. Он кивает и не спускает с меня глаз, пока я не ухожу.

Теперь мне понятно — что-то на меня тогда нашло. Сама не знаю, что.

— Как там поживает наш пузан? Он скоро тебя до смерти загоняет, — говорит Гарриет. Ты же знаешь Гарриет.

— На десерт, — говорю я жирному, — мы можем предложить «Зеленый фонарик» — это пудинг с подливкой, а еще у нас есть чизкейк, ванильный пломбир и ананасовый шербет.

— Мы вас случайно не задерживаем? — пыхтит он с озабоченным таким видом.

— Ну что вы, — говорю я. — Конечно, нет. Не торопитесь, — говорю. — Я принесу вам еще кофе, а вы пока решайте, что будете на десерт.

— Признаемся честно, — говорит он, и слегка поерзывает на стуле. — Мы бы взяли «Фонарик», впрочем, и от ванильного пломбира мы бы тоже не отказались. С капелькой шоколадного сиропа, если можно. Мы ведь уже говорили, что проголодались, — говорит он.

Я отправляюсь на кухню, чтобы самой проследить, как будет готовиться его десерт, и Руди тут же выдает:

— Гарриет говорит, ты там какого-то циркового урода обслуживаешь. Он правда такой жирный?

А сам уже снял фартук и поварский колпак, ну, сама понимаешь.

— Руди, он, конечно, жирный, — говорю я, — но не в этом дело.

А он только ржет в ответ.

— Сдается мне, она неравнодушна к толстячкам, — ехидничает он.

— Смотри в оба, Руди, — говорит Джоан, которая как раз вошла на кухню.

— Я начинаю ревновать, — говорит он ей.

Я ставлю «Фонарик» прямо перед жирным, а рядом еще большую порцию ванильного пломбира с шоколадным сиропом.

— Спасибо, — говорит он.

— Ешьте на здоровье, — говорю, и у меня возникает какое-то странное предчувствие.

— Хотите верьте, хотите нет, — говорит он, — мы не всегда столько едим.

— А я вот ем, ем, и все никак не могу поправиться, — говорю я. — А так хотелось бы поправиться, — говорю я.

— Нет, — говорит он. — Нам бы не хотелось, но у нас нет выбора. Выбора нет.

Потом он берет ложку и начинает есть.

— И что дальше? — спрашивает Рита, прикуривает одну из моих сигарет и придвигает стул поближе к столу. — Становится все интереснее, — говорит она.