Если так рассуждать... (сборник)
Шрифт:
— Н-ну?..
Этот коротенький вопрос прозвучал сухо и, мне показалось, с оттенком неприязни. Я также не нашел оснований рассыпаться в любезностях перед железякой и столь же сухо предъявил свои претензии:
— Спать негде, вот вам и ну! Дверь откройте! Вообще, что за штучки? Головой трахнулся…
Робот отреагировал несколько неожиданно.
— «Здрасьте» надо сказать? — спросил он. — Поздороваться, говорю, надо-нет? Я осекся на полуслове.
— Простите, э-э-э… в самом деле. Добрый вечер!
— То-то, — сказал информатор. — Без гонора-то оно лучше.
— Мне, видите ли, необходимо выспаться, — неуверенно продолжал я. — А, видите ли, дверь…
— Во-во, — .безжалостно
Я уже оправился от неожиданности и в корректной форме объявил, что на ручное управление переходить не желаю, ибо знаю, что это липа, и за курс опасения не испытываю. Единственная проблема — сон…
Последнее слово я произнес унизительно тоненьким голосом. Не знаю, какие были на то причины. Наверное, сработал рефлекс, выработанный у людей во многовековой борьбе со сферой обслуживания, — борьбе, в которой сначала покупатель, а затем человек как таковой потерпели полное поражение. Роботы удивительно быстро усвоили заносчивые манеры стародавних продавщиц, официанток, вахтеров и прочей надменной публики. По этому поводу в наших газетах часто появляются громовые статьи с душераздирающими примерами и призывами внедрить вежливость любыми способами, лучше всего насильственными («Я сорок лет отработал на производстве, имею шесть благодарностей, а это металлическое хамло на мой вопрос, почему булка надкусана, имело наглость ответить, что сам я… и т. д.»). На страницах журналов регулярно собираются «круглые столы», то есть приходят солидные люди числом не менее десятка и начинают рассказывать друг другу то, о чем и без них давным-давно всем известно. Тема та же: «Доколе?!» Выпустив пар, уважаемые люди расходятся по домам и продолжают терпеть, — но уже с чувством выполненного долга. Рядовой же читатель, наэлектризованный гневными выступлениями, терпеть долее не желает и ввязывается в борьбу путем перебранок и мелких пакостей. В результате он неизбежно попадает в общественный суд («С какой целью вы нанесли удар правой ногой по автомату-продавцу бутербродов?») и приговаривается к порицанию. Небезынтересно, что решение суд принимает с помощью робота-юрисконсульта, так как никто не знает, что именно за такой проступок положено давать. В конце концов поборенный клиент войну со сферой обслуживания прекращает, а заодно навсегда перестает подписываться на уважаемые журналы, которые, тем не менее, продолжают собирать «круглые столы», полные гневных монологов и раздирательных примеров из жизни.
Если я по натуре и борец, то не со сферой обслуживания. Поэтому слово «сон» я произнес голосом исключительно кротким, лишенным строптивости и даже как бы заранее благодарным.
Но робот, скотина, почувствовать этого не пожелал.
— Чего там сон, — небрежно заметил информатор. — А то давай поболтаем? Скукотища тут, очуметь. Он как-то сразу перешел на «ты».
— Послушайте, това… — я подавился словами «товарищ робот» и продолжал с прежней кротостью. — Дело в том, видите ли, что после напряженного дня вполне естественно хочется немного передохнуть, расслабиться. И потому моя просьба о…
— Стоп-машина! — скомандовал информатор.
— Это вы в каком смысле?
— В таком, что хватит уже. Нет, это просто мило! Не успеют войти, сразу, давай, давай! Хозяин прибыть изволили… А «добрый вечер» сказать — пет, это не в их манерах, как же…
— Позвольте, — осмелился подать я голос. — Но Петр Евсеич уверял, что будут созданы все…
Зря я подбирал слова. Не спасла униженная интонация. Разгневанный робот-информатор поступил
В динамике щелкнуло, поперек смотрового экрана появилась радужная надпись: «Счастливого пути!» и вновь полилась струнная музыка.
Ночевать, следовательно, было негде.
Человек, один на пустом космическом корабле. Жуткий запутанный клубок. Драма. Что написать о ней после многотонных (виноват, многотомных) психологических романов? Классики нашего века, плюс фантасты века предыдущего извели на описание этой драмы столько бумаги, что теперь оставаться в одиночку на звездолете просто неприлично. Что бы ни сделал несчастный одиночка, как бы ни изощрялся в своих поступках и думах — все уже описано и разработано! И как ни повернись, сразу раздаются голоса: ну, братец, это уже было! банально, голубчик! старо! неинтересно!
Что сказать на это? Нечего сказать. Остается только склонить голову перед величием классиков, в космос хоть и не летавших, но предусмотревших решительно все. На то они и классики, чтобы время от времени поражать своим величием обыкновенного серенького человека.
Но с другой стороны, в определенных ситуациях все мы становимся до ужаса банальными. Как, позволено будет спросить, вести себя оригинально и свежо, если очень хочется поспать? Или покушать? Нет, право слово, во всем этом есть что-то от лукавого. Приходится выбирать: или лишний раз проявить перед читателями свою недюжинную натуру, или проглотить яичницу. Я лично сторонник второго пути, и никто не убедит меня в обратном. Возможно, я обыватель, возможно, никогда не обернется мне вслед взволнованная девушка в легком платьице и не подбежит на улице подросток за автографом, — но все свои поступки я предпочитаю совершать, только плотно позавтракав. Или поужинав, смотря по обстоятельствам.
Теперь, надеюсь, понятно, почему прежде всего я отправился на поиски кухни. Вслед мне из рубки звучала струнная музыка. Аппетита она не портила.
Во избежание недомолвок сразу объясняю: разгуляться на корабле особенно негде. Нету и в помине узких таинственных переходов, по которым при тусклом свете аварийных ламп должен пробираться главный герой в поисках товарищей, погибших при катастрофе. Не раздается таинственных звуков. Ниоткуда не капает. Не попадаются на пути помещения, уставленные приборами, хранящими в своих недрах память об аварии, но при катастрофе почему-то не разбившимися.
Ничего такого на корабле нет, а таинственные звуки раздаются, только если забарахлит водопровод. А есть длинный кольцевой коридор, сплошь утыканный дверями и табличками, способными объяснить все даже идиоту. Первая же такая табличка предостерегала меня от выхода в открытый космос без скафандра. Я внял страстной мольбе и пообещал не выходить в открытый космос никогда. Признаться, я уже не раз пожелал, что попал в закрытый космос, то бишь на этот проклятый звездолет.
Далее надписи следовали в таком порядке:
ДУШ
работает с 8 до 15 час.
ТЕЛЕФОН
(размен монет не производится)
РЕАКТОРНАЯ
Последние слова были криво перечеркнуты углем, а сверху подписано: «Вход через бойлерную». Бойлерной поблизости не оказалось, зато я увидел уже знакомую спальную каюту и с удовольствием пнул дверь ногой. Затем шел сучковатый красный щит, увешанный баграми, ломами и ведрами еще один призыв не курить, и наконец, бросилась в глаза симпатичная табличка
БЛОК ПИТАНИЯ
Помоги, товарищ, нам —
Убери посуду сам!