Если твоя мама
Шрифт:
Мама тем временем терпеливо ждала, прислонившись к косяку и помахивая дедовым ружьем. Я фыркнула и решительно втолкнула Егора в квартиру, при этом умудрившись показать маме фигу.
— Ка-ас! Вернулась! — родительница облегченно обняла меня, чуть не придушив.
— Кас? — Егор переводил взгляд с мамы на меня, кажется, окончательно запутавшись. Ну, по паспорту-то я Ксения, сам парень вообще окрестил «Сеней», так почему бы маме не назвать меня… Касом. Да, согласна, звучит как диагноз, но это моя сумасшедшая жизнь.
Мама отошла на шаг назад осмотрела
— Я вас немного попозже ждала, — убедившись, что мы не адские твари, мама превратись в добрую домохозяйку. — Я на кухне пирог готовила, там немного… разгром. Пойду для вас сока налью, подождите.
Мама удалилась в сторону кухни, бросив мне, что в последнее время я стала очень сильно походить на Сэма. Я клятвенно пообещала сходить в парикмахерскую на неделе, и, пока мама готовила на кухне, мы с Егором, отправились на экскурсию по квартире.
— Тут мамина спальня, — я открыла дверь и пропустила вперед парня.
— Она так любит читать? — Егор обвел взглядом высокие книжные стеллажи.
Полок было много, от пола, почти до самого потолка. Корешки, в большинстве своем, были старыми и истрепанными, а названия на некоторых были написаны на чужих языках. Бегло я умела определять названия, например, сейчас, я твердо знала, что мой парень держит в руках «Илиаду», в подлиннике. Вот только говорить ему об этом необязательно.
— А это что? — Егор указал на стоящую рядом с книгами руку, ну знаете, из тех декоративных подставок для украшений. На нашей были четыре кольца Всадников, о чем я незамедлительно сообщила парню.
— Здесь пять колец, а Всадников Апокалипсиса, насколько я помню, четыре, — Егор снял с фарфорового мизинца серебряное колечко с синим камнем.
— Это мамино. Она считает себя Пятым Всадником, самым жутким, — я страшно распахнула глаза. — Понедельником! И это она сама так говорит? — возмутилась я, увидев, что парень смеется.
— А оружие настоящее? — Егор аккуратно поставил на место «руку» и перешел к другой стене.
— Да, настоящее, — я присела на край кровати и улыбнулась. — Дедушка был антикваром, потом его магазинчик разорился, и все оставшееся мы перенесли в квартиру.
— А я-то думал, откуда у твоей мамы ружье? — лицо Егора стало спокойнее, кажется, такое объяснение его полностью устроило. Он подошел поближе к одному из наших «экспонатов».
— Шашка казачья, «волчок», — тоном экскурсовода просветила я. — При желании ее можно продать тысяч эдак за восемьдесят, — с наслаждением я смотрела на вытягивающееся лицо парня. — Но мама не хочет ничего продавать. Совсем ничего.
— Но почему? — удивленно спросил Егор, вешая антикварное казачье оружие на место. — Судя по наличию оружия и книг, — он обвел глазами комнату, — вы могли бы стать миллионерами. Какой смысл этого «домашнего музея»?
—
Я еще раз вдохнула воздуха поглубже и уже хотела рассказывать дальше, чем, собственно, подписывала себе билет в психушку, как в комнату впорхнула мама. Да-да, судя по набору движений, она хотела именно «впорхнуть» в комнату. Не «величественно войти» или «стремительно ворваться», а именно «впорхнуть». Возможно, даже «грациозно впорхнуть». Я подавилась приготовленными словами.
Моя родительница может и исполнила бы свой трюк, но запнулась о порог, и поднос на полной скорости рухнул на Егора. Стеклянные стаканы зазвенели по столику у кровати, на которой мы, болтая, устроились, попутно щедро обливая меня с парнем. Мой обожаемый вишневый сок ярким красным пятном украсил рубашку Егора, а сам поднос, до сих пор чудом державшийся на краю столика, рухнул на ногу вскочившему парню.
— Твою ма-а-ать! .. — взвыл Егор, вертясь по комнате на одной ноге и сшибая все окружающие предметы.
— Спасибо за комплимент, — ухмыльнулась эта недоохотница и добавила: -Я уже все приготовила, переоденетесь, идите на кухню, — и смылась, без малейших угрызений совести, если таковая когда-то имелась…
Спустя некоторое время, после поисков одежды для Егора, среди множества имевшихся в шкафах вещей, оставшихся после многочисленных маминых «любовей», мы смогли наконец выбраться на кухню. Мама уже разрезала пирог и красиво раскладывала куски по тарелкам. Куски были крупные, аппетитные, со сладким вареньем сверху, что мой оголодавший желудок буквально взвыл от желания скорее сесть за стол. Но я сдержалась и решила вначале поговорить с мамой.
— В соке была святая вода? — деловито поинтересовалась я. — А поднос, конечно, тот самый, серебряный?
— Ладно, признаю, поднос тот самый, но как ты догадалась про святую воду? — вздохнула мама, признавая свое маленькое поражение.
— За годы жизни с тобой, я вычленяю запах церковного ладана из любого сочетания, — фыркнула я, показывая, что тоже чего-то стою. — Надеюсь, ты ничего в пирог не засунула? Я реально жрать хочу! — С этими словами я приземлилась на свое место.
— Приятного аппетита! — пожелал Егор и ненадолго возникло молчание.
Да, пожалуй, единственная приятная черта мамочки — ее очешуительно вкусная готовка. Тьфу, дурацкое слово, вот же прицепилось… сгинь, нечистое! Продолжаю.
Пересмотрев однажды любимого сериала, мама загорелась желанием приготовить тот самый знаменитый пирог. Первый эксперимент прошел крахом — все подгорело и недоготовку можно было только грызть зубами, и то, прилагая максимум усилий. Мама расстроилась и снова послала меня в магазин. Так я и наведывалась в нашу булочную пару раз в месяц, пока мы не отрыли старую бабушкину (мне — бабушкину, ей — мамину) поваренную книгу.