Если ты простишь
Шрифт:
Но для Вадима всё это будет выглядеть совсем иначе. Он точно станет думать, что изменил своей Лере со мной. Да, он был не в себе — но это не оправдание. Алкоголики, когда садятся за руль и сбивают насмерть прохожих, тоже не в себе, но это не значит, что их за такое не надо в тюрьму сажать!
Я почти слышала, как Вадим говорит мне всё это, и поспешила быстро ответить, стараясь сохранять нейтральное выражение лица:
— Не знаю, о чём ты. Я всю ночь сидела рядом с тобой, ты спал. Ну, ворочался немного только, пару раз воды просил. А час назад я мыться ушла…
—
Точно! Я забыла про трусы.
Щёки начали гореть, но я решила не сдаваться. Не нужно мне, чтобы Вадим переживал! Не стоит оно того.
— Я просто не смогла их найти утром. Побоялась тебя будить. — Вадим открыл глаза и посмотрел на меня с укоризной. Я чувствовала, что щёки уже не просто горят — они пылают, но упорствовала: — Я ночью разделась, потому что спала рядом. Было жарко…
— Лида… — Муж покачал головой. — Ты несёшь бред, понимаешь? Скажи мне правду. Я же не сахарный, не растаю.
— Да ты же себя сожрёшь! — возмутилась я и тут же осеклась, закусив губу. Да, врать я не умею… И губа ещё эта! Из неё вновь потекла кровь.
— Я сделал тебе больно, да? — спросил Вадим с беспокойством, проследив взглядом за движением моего языка, когда я слизывала кровь с губы. — То, что я помню… Если так всё и было…
— Не было ничего! Тебе всё приснилось! — с пылом заявила я, скрестила руки на груди… и тут же, шипя, опустила их вниз — соски как иглой укололо.
Вадим изменился в лице. Встал, пошатываясь, и направился ко мне. Я сделала шаг назад… но упёрлась спиной в дверь.
— Не подходи! — пробормотала я и выставила ладонь перед собой. — Всё нормально, честно! Иди, сядь на кровать. А то ещё свалишься и головой ударишься.
— Я уже… ударился… — тихо произнёс Вадим и, взяв меня за протянутую руку, чуть дёрнул на себя, заставив подойти ближе. Быстро задрал водолазку, опустил вниз ткань чашки лифчика… и выругался матом.
Вадим очень редко ругался матом. Только в исключительных случаях, если происходило что-то из ряда вон.
— Всё нормально! — повторила я и нервно поправила на себе одежду. — Пройдёт. Не смертельно. Иди, сядь уже! Стоишь шатаешься…
Я думала, Вадим отойдёт от меня. Но он потащил меня к кровати вместе с собой. Сел и заставил опуститься рядом, а потом спросил, по-прежнему сжимая мою руку:
— Лида, скажи честно: тебя возбуждает боль?
Я помотала головой, стараясь не смотреть на Вадима.
Было стыдно.
— Значит, твои оргазмы мне приснились? Пойми меня правильно: я хочу понять, что из этого было бредом воспалённого сознания, а что нет.
— Всё было, — тут же откликнулась я. — Потому что тебе всё приснилось.
— Ты так упорствуешь, потому что боишься, что я буду мучиться из-за чувства вины перед Лерой? — уточнил Вадим, и я замерла, напрягшись всем телом. Как же я завидовала этой женщине сейчас! Она имела право в любой момент поцеловать моего мужа, тогда как я вынуждена сидеть и делать вид, что произошедшее ночью для меня нисколько
— Нет! — возразила я, дёрнувшись, но Вадим не отпустил мою руку. — Ты ни в чём не виноват, не выдумывай. Ты ничего не соображал, у тебя была высоченная температура. Ты… Да, точно! — Меня вдруг осенило. — Ты даже называл меня её именем!
К моему искреннему удивлению, вместо того, чтобы вздохнуть с облегчением, Вадим откровенно засмеялся.
— Лида! — воскликнул он, когда перестал захлёбываться хохотом. — Ну ты и фантазёрка. Я же говорил, что ты совсем не умеешь врать. Как я мог называть тебя Лерой, если точно знал, что нахожусь с тобой? И хотел именно тебя? Хотел и злился, что хочу. Поэтому и допустил такую грубость. Возможно, мне хотелось наказать тебя за всё... И за то, что ты сделала, и за… — Вадим запнулся и замолчал. Вздохнул и продолжил: — В общем, не говори ерунды. Я был с тобой, ни с кем другим. Но меня интересует сейчас не это… Объясни мне, почему тебе так нравилось то, что происходило? Это как-то связано… с твоим детством?
— Давай я лучше тебе температуру померю, — буркнула я, пытаясь избежать этого разговора. Как и все годы нашего брака… — И антибиотик надо выпить. И сорбент. У тебя, скорее всего, ротавирус.
— Подожди с этим. Я более-менее нормально себя чувствую, хоть и слабость есть. Лучше ответь на вопрос. Лида, это важно.
— Зачем, мы же развелись…
— Лида! — почти рявкнул Вадим, но тут же проговорил уже спокойно: — Пожалуйста. Это очень важно для меня. Я хочу понять почему.
На этот раз уточнять, для чего это «почему», я не стала.
Возможно, Вадим и сам не знал для чего.
— Да, это связано с моим детством, — ответила я негромко и сглотнула, ощутив сильнейшую волну стыда из-за своих странных предпочтений. — И с тем, что я всю жизнь стремилась наказать саму себя. Боль как наказание, понимаешь? Она приносит мне ощущение искупления. Я знаю, это глупо. И если бы дело было только в физической боли, так ведь нет. Я и к моральной стремилась… Даже то, что я всегда хотела быть лучшей и из кожи вон лезла, пытаясь доказать, что не такая, как моя мама, — это тоже было для меня наказанием, потому что причиняло дискомфорт. Мучило. И в то же время я думала, что должна, обязательно должна… Понимаешь?
— Понимаю. А с нелюбимым человеком ты жила, потому что тоже стремилась к наказанию? — уточнил Вадим спокойно, и эта его невозмутимость вдруг меня взбесила.
Я повернулась к нему лицом, наконец взглянув прямо в глаза, ударила его кулаком по груди и зашипела:
— Нет! Я тебя любила! Любила всем сердцем, всей душой!
— Да ладно, — Вадим рассмеялся — очень грустно и очень обидно. — Лида, возможно, тебе хочется так думать, но…
— Ничего не «но»! — перебила я его, вновь ударив по груди. — Сам подумай: меня саму никто и никогда не любил, все только отвергали. Бабушка, мама, Роман! Ты женился на мне не потому, что любил, а потому что захотел семью и ребёнка.