Если в сердце осколок чужой души
Шрифт:
В сумраке не видно было дверь, что, возможно, забыли закрыть, в спешке ли, а, может, и специально. Но тихие голоса доносились именно оттуда. Я едва дыша, тихонько пробиралась к этой двери. Ноги легко касались пола, от меня не исходило и звука. Меня здесь нет, только сознание, но, почему-то так тревожила мысль, что кто-то может меня обнаружить.
Подойдя к двери, я прислушалась к незнакомым голосам, их шепот можно было разобрать с трудом, или мне так казалось. Только вслушиваясь более старательно, я заметила, отличие голоса мужского и голоса женского. Тон, с которым разговаривал
Мужчина был высок и статен, широкие мощные плечи, сильные руки, которыми он опирался на резной посох черного дерева, увенчанный затейливым узором из металла и камней. Он стоял спиной к двери, и рассмотреть его лицо, как, впрочем, и оценить телосложение было тяжело.
Черные длинные волосы распадались прядями и терялись в складах тяжелого черного плаща. Это темная масса касалась мраморного пола. «Никогда бы не надела столь неудобный плащ», — проскочила в голове неожиданная мысль.
Женщина сидела напротив и смотрела на мужчину снизу вверх. Ее морщинистое лицо было добрым, а в глазах затаилась печаль. В руках она держала небольшую глиняную кружку, от которой устремлялся вверх белесый пар. Что-то в ней казалось мне смутно знакомым. Мозг уцепился было за это открытие, но голоса стали разборчивей и я старалась поймать слова, что слетали с уст говоривших. Почему-то мне казалось важным, услышать то, о чем беседовали эти двое.
— Иерея, — бесстрастно произнес мужчина, и что-то в этих интонациях, совершенно лишенных голоса, показалось мне знакомым, нет не сам голос, именно интонация. — Ты снова упрямишься.
Женщина лишь покачала головой на слова мужчины.
— Иерея, обе твои сестры в большой опасности, — чуть громче сказал он. — Если ты не выйдешь из храма, то они могут пострадать. Ферея неплохо спряталась, но у нее нет защиты. А Марею погубят первой.
— Я знаю, — грустно ответила старая женщина. — Но не в моей власти менять судьбу. Их нить оборвется, когда суждено, и если мы попытаемся изменить это, само время накажет нас.
— Тогда уходи со мной, Иерея. Я дам тебе кров и защиту. Ирия не сможет защитить тебя. Дети ее сестры придут за тобой, рано или поздно. Кроме вас троих нет больше всевидящих.
— Я не могу уйти, не закончив своих дел, — тихо сказала старушка. — Я жду скорой встречи с тем, кто нуждается во мне.
— Проклятое дитя? — уточнил мужчина, Иерея кивнула. — Зачем тебе встреча с этим ребенком?
— Так было предначертано мне. Ферею она уже посетила, теперь мой черед. Скоро на ее руке будет третий браслет, она растеряна и напугана. К тому ей надо будет спросить совета Ирии, и только я смогу ей помочь в этом.
— Ты, наконец, приоткрыла завесу тайны, Иерея. Проклятое дитя — это девушка?
— Я никогда не скрывала этого, ни один мой ответ не был ложью, — ответила женщина и поднесла кружку к губам.
— Да, умеешь ты говорить загадками, — усмехнулся мужчина. — Когда она придет, ты мне, конечно, тоже не скажешь.
— Не скажу, — согласилась
— Почему?
— Какая разница, говорить тебе или нет, ты все равно вмешаешься, — Иерея снова сделала паузу на питье, ее собеседник терпеливо ждал, пока она снова заговорит. — Твоя сестра хотела, чтобы ты вмешался.
— Сама Судьба? — в голосе мужчины промелькнуло удивление, а у меня затряслись коленки.
Кто же он? Если сама Судьба его сестра. Ах, какое упущение, не поинтересоваться мифологией древнего мироздания сплетения миров(17).
— Когда ты родился, твоя нить уже переплеталась с нитью ребенка, которому будет уготована участь, снять бремя с плеч луноликой. Ты ведь знаешь, что ее дети неверно истолковали предзнаменование, почему тогда удивляешься.
— Их версию я уже слышал, а правду они предпочитают умалчивать. Тамерлан же до сих пор не найден. Да и мне после этого нет больше веры в эльфов и их дев-богинь.
— И это печально, правда? Сколько детей было погублено, сколько невинных душ уничтожили жрецы, ослепленные своими корыстными помыслами. Сколько душ не вернулось для перерождения, — голос женщины сочился горечью. — Они верили, что поступают во благо, что разбавлять свою чистую кровь демонической, это разрушение их совершенства.
— Почему ты рассказываешь мне все это именно сейчас? Я столько раз просил тебя, но только сейчас ты изволила затронуть эту тему, и все равно недоговариваешь.
— Потому что ты и так все поймешь, когда придет время, да и потом у нас с тобой не будет возможности поговорить, Матриах. А вот девочка еще вернется, — женщина взглянула мимо своего собеседника в сторону двери, и мужчина обернулся, вглядываясь в пространство.
Я мигом отпрянула назад, уж в реакции мне можно было позавидовать, и судорожно вдохнула воздух. За дверью молчали, но у меня было такое ощущение, что чей-то взгляд буквально прожигает дверь насквозь. Матриах, это был Дракон Бездны, брат самой богини Судьбы. Как я сразу не догадалась…
Закрыв глаза, я слушала, как колотится мое сердце и в душе выругала себя, на чем свет стоит, за развешивание ушей. Подслушивать разговор самого бога!
Домой! Домой! Лес, верни меня! Как выбраться из видения?! Голова закружилась, а сознание дернулось куда-то в сторону. Последней мыслью было сожаление, что я не рассмотрела самого Дракона.
— Ми! Ми! С тобой все в порядке? — услышала я где-то вдалеке тревожный голос Оливии.
Сознание качалось на мутных волнах усталости и никак не хотело возвращаться в состояние бодрствования.
— Ми! Великое небо, очнись же! — чуть не плача просил голос.
В ту же минуту в голове вспыхнул свет, как будто огонек от костра отражался в сотне разбитых зеркальных осколков. Сказать, что мне было больно. Нет. Легкое раздражение и только. Но я уловила резкий запах трав, а голос прозвучал над моей головой.
— Ми! Пожалуйста! — всхлипывала Оливия.
Я попробовала сказать, что все хорошо, но в горле застрял непонятный хрип.
— Оливия вы можете немного отдохнуть, — раздался рядом голос Тациратуса.