Если враг не сдается

Нестеров Михаил Петрович

— Ничего... — прохрипел латыш и с неимоверным трудом сжал пальцы в кулак. — Ничего, щенок. Твоя лицензия на убийство скоро закончится.

Пользуясь тем, что спецназовец не владел руками, Батерский, раскачиваясь по-боксерски, сделал ложный замах левой рукой и нанес сильнейший удар правой. Голова Рудгера запрокинулась, и он, словно нехотя, опустился на колено. Батерский ударил его в голень и, вынося ногу выше, снова в голову.

— Кто закроет мою лицензию, ты, что ли?

Рудгер сплюнул кровью и поднялся на ноги.

— Ты не видел там, — латыш скосил глаза в сторону подземного убежища, — двух человек. Одного из них зовут Миротворцем. Я

не завидую тебе.

Горячность, овладевшая Батерским, испарилась. Ему отчего-то стало тоскливо, как собаке, привязанной к дереву и ожидающей смерти. Он, разглядывая мертвых и полумертвых, как-то забыл о живых. Миротворец. Волкодав. Спец по диверсиям. За его головой охотились целый год. И что? Ничего. Она до сих пор на его плечах. Как зверь, он обходил ловушки и ни разу не попался в капкан. В плен к нему никто не сдавался — что толку? Пленным он дарил легкую смерть: давал помолиться и... А что он вытворял, зачищая поселки и вычищая «мусор» из ущелий, лучше не вспоминать.

Но здесь он один, не считая Антона Соколова; Ротвейлер во многом уступал Миротворцу и действительно виделся рядом с ним либо верным псом, либо, что более точно, охотничьей собакой. Но нюх у него хуже, чем у Мельникова, тот способен за версту почуять «духов».

Миротворец — вот она, главная опасность. И если раньше Батерский руководствовался как бы коллективным разумом — то есть мысленно был привязан к террористической группе Магомедова, — то с этой минуты стал невольно откалываться от нее; на первый план начала выходить собственная безопасность. То, что Миротворец остался жив, — не чья-то ошибка, а стечение обстоятельств. Но легче от этого не становилось.

И снова злоба овладела Батерским, но на сей раз в ней было больше бессилия. Он опять ринулся в атаку и снова попытался выехать на прежней связке: ложный замах и...

Однако рука его по широкой дуге ушла в пустоту. Рудгера невозможно было купить дважды. Он резко отступил и из боковой стойки нанес левой ногой сильный удар в голову Батерскому. Латыш был приучен не «развозить» бой. Видя, что его боковой удар достиг цели и противник, теряя равновесие, делает мелкие шажки назад, он одним широким шагом догнал его и, владея лишь ногами, провел красивый прием «ножницы» в чрезвычайно сложном исполнении «обратным захватом»: в высоком прыжке он скрестил ноги, левая метнулась к лицу Батерского, а правая пошла ей навстречу. Зацепив его ногами за шею, Рудгер, зависнув на короткое мгновение в воздухе, увлек противника за собой на землю. И не отпускал его, поджимая колени и подтягивая его к себе. Чтобы сломать предателю шею, латышу не хватило нескольких мгновений, одного резкого движения. Магомедов, видя, что этот короткий поединок заканчивается не в пользу своего бойца, поднял руку с пистолетом и, почти не целясь, нажал на спусковой крючок.

И еще раз.

Обе пули попали сержанту в голову. Однако он, смертельно раненный, не ослаблял хватки, которая не уступала, наверное, мертвой хватке бульдога.

С трудом высвободившись, сгорая от позора, Батерский несколько раз ударил мертвого сержанта. Тяжелые ботинки в несколько мгновений превратили лицо латыша в бесформенную кровавую маску.

40

Червиченко, переодетый в униформу, и Батерский отошли от базы метров на сто, когда их внимание привлек легкий свист. Они оглянулись: Магомедов энергично махал рукой: «Ко мне! Быстрее!»

Работающая на приеме радиостанция ожила осипшим голосом штабного связиста: «Кама-2»,

«Кама-2», ответьте «Дельте». Как поняли? «Кама-2», «Кама-2», ответьте «Дельте».

Прапорщика Седова спешно подняли наверх, на языке оперативников, наступил «момент истины». Всеволод сидел напротив радиостанции и смотрел на кроваво-красный горизонт, уже подернутый с боков сумеречной вуалью.

Магомедов до некоторой степени поступил мудро, отдав прапорщика в руки Батерскому. Магомедов брал группу Упыря и показал свою диверсионно-террористическую состоятельность. Он, выслеживая добычу, рвал ее в клочья — как хищный зверь. А Батерский, в течение десяти дней демонстрируя богатство своих профессиональных навыков в качестве агента вражеской разведки, мог ужалить из любого положения и дать помучиться перед смертью. В глазах Седова он был более коварен, точнее, изощрен, нежели Адлан Магомедов.

Так или примерно так размышлял Адлан, демонстративно передавая Батерскому пистолет. Тот понял командира с полужеста. Присев рядом с Упырем, он, осмотрев пистолет со всех сторон, бросил его через плечо и только после этого приступил к обработке старшего прапорщика.

— У тебя ровно минута. По истечении которой я в деталях расскажу, что сделаю вначале с твоей женой, потом с дочкой. Ей четыре года, да? Я видел ее на снимках, фотогеничная девочка... Не надо, Сева, не смотри на меня так. Я уже показал, на что способен. Я десять дней водил за нос весь личный состав центра. Напоследок я сделаю то, отчего ты будешь... Нет, Сева, ты не угадал: вечно ворочаться в гробу тебе не придется. Я не стану тебя убивать — живи. Но тебя найдут уже после того, как я пообщаюсь с глазу на глаз с твоими близкими.

Батерский покосился на радиостанцию, которая продолжала вызывать «Каму-2» — позывные группы Седова.

А в ушах прапорщика стояли предсмертные слова Рудгера, буквально просочившиеся сквозь землю и нашедшие среди трупов одного-единственного живого человека: «Одного из них зовут Миротворцем. Я не завидую тебе».

Теперь вся надежда на Игоря Мельникова и Антона Соколова.

В себе Седов не был уверен: сломать человека — дело плевое, он сам мог поучить этому ремеслу кого угодно, даже этого выродка, который продолжал, изменив ход разговора:

— Будущее за нами, Сева. Мы уничтожим любого, кто встанет у нас на пути. А впоследствии будем истреблять всех, кто нас не поддержит. — Говорил так убедительно, словно был самим Эджилом Крогом, помощником президента Никсона, который тридцать с лишним лет назад сказал нечто похожее.

Взгляд на часы.

— У тебя пятнадцать секунд, Сева... Десять... Через пять секунд тебе заткнут рот, и тебе уже больше ничего не поправить. Время.

— Я согласен.

Батерский, не мешкая, поднес трубку к уху Седова и щелкнул тумблером. Он не поторопился, он видел, что прапорщик готов играть на его стороне. Без макиавеллиевской репутации Батерского эта минута не стоила бы ровным счетом ничего.

— "Дельта", я «Кама-2», вас слышу, — ровным голосом ответил прапорщик. — «Дельта», ответьте «Каме-2».

Интуиция подсказывала Батерскому, что вызов «Камы» по радио напрямую связан с ним. Что-то произошло в части во время его отсутствия.

— "Кама-2", я «Дельта», слышу тебя. — Радист по голосу узнал Седова. — Прими радиограмму, «Кама». Кстати, где твой радист?

— В кусты пошел.

— "Кама-2", принимай радиограмму:

"Командиру РДГ

старшему прапорщику СЕДОВУ.