Если желания не сбудутся

Полянская Алла

– Я не отпускаю тебя, слышишь? Мы сейчас поедем домой, и ты выздоровеешь, я куплю тебе тех паштетов, что ты любишь, а через неделю на дачу поедем и…

Он тронул лапой ее ладонь, и Сима замерла.

И его дыхание тоже замерло. Оранжевый глаз все так же смотрел на нее, но сердце под ее пальцами уже не билось. И Сима, поняв, что произошло, заплакала громко, беспомощно, четко осознавая, что он только что не дал ей принять решение, за которое она не простила бы себя никогда. Он и сейчас, в свой последний миг, позаботился

о ней – как смог.

Доктор тронул ее за плечо, но она почти не заметила этого. Осторожно уложив пушистое тельце в переноску, спросила:

– Сколько я вам должна?

– Нисколько. – Доктор бросил окурок в урну и покосился в сторону машины. – Может, не надо за руль? Позвони кому-нибудь…

– Некому звонить.

Взяв переноску, она вышла из клиники и села в машину. Переноска заняла свое привычное место на заднем сиденье. Фонари замелькали за окном, Сима сжала руль и выехала на проспект. Нужно что-то делать – лопаты нет, но у одного приятеля есть, надо только позвонить, а похоронить лучше около подъезда, чтобы он был рядом, чтобы не чувствовал себя брошенным.

– Глупость ты придумала. – Приятель вручил ей лопату. – Давай поедем на набережную, там…

– Я сама.

Она поднялась по лестнице, держа переноску. Ей казалось, что он должен еще раз побывать дома и уже из их общего дома, а не из безликой и холодной клиники, отправиться в свой последний путь. Она вытащила его из переноски вместе с маленьким матрацем и уложила на ковер в коридоре. Умывшись, ушла в спальню и нашла в шкафу наволочку, в которую собиралась завернуть тельце, потом наломала на балконе цветов герани. Все внутри сплелось в один ком пульсирующей боли. Сима уселась на ковер рядом с тем, что еще полчаса назад было Сэмми, ее неизменным верным другом и кровным братом, и погладила пушистую шубку.

– Если бы ты знал, как сильно я люблю тебя! – Сима тронула пальцем треугольное ушко с крохотной милой кисточкой. – Если бы ты только знал… Да ты, я думаю, знаешь уже. И сейчас ты, наверное, уже на пути в Валгаллу… или на Радугу. А что мне теперь делать на свете – без тебя, ты не подумал? С кем я поеду на дачу? Кто поймает мышей в летней кухне? А когда настанет ночь, я буду бояться одна в доме, без тебя.

Сима завернула тельце в наволочку и прижала к себе. Ей казалось, что оно еще теплое, и она невольно прислушалась: а вдруг он жив, а вдруг доктор ошибся? Но его сердце молчало.

Собрав цветы, Сима вышла из дома и погрузила свою ношу в машину, а сама вернулась к подъезду. Мысль о том, что его придется оставить где-то далеко, казалась ужасной. Нет, она похоронит его здесь, в палисаднике, а вокруг посадит цветы… Она достала из багажника короткую лопатку и принялась копать, но в городе давно не было дождя, и земля оказалась твердой, напичканной стеклами и битыми кирпичами, перевитая корнями огромных вязов, растущих у дома,

и Сима поняла, что здесь, да еще такой лопатой, ей не вырыть яму нужной глубины.

Оставалась набережная. Вдоль всего пляжа тянется широкая полоса деревьев, за которыми начинается берег, и там много уютных мест, где можно просто посидеть в тишине. И Сэмми там будет неплохо. Если можно сказать «неплохо», когда он умер.

И песок – это лучше, чем битые кирпичи и стекло.

– Я буду приезжать к тебе, ты не думай, что я тебя бросила.

Сима трогает его голову через тонкую ткань застиранной наволочки. В яме сверток с тельцем кажется совсем небольшим.

– Я не знаю, как теперь буду жить, честно, не знаю.

Сима отчаянно заплакала и бросила в яму горсть песка. Фонарь погас, и дальше она забрасывала яму песком в полной темноте, а в каких-то десяти метрах от нее по набережной сплошным потоком шли машины, где-то слышалась музыка, город жил своей обычной ночной жизнью, а Сима забрасывала песком то, что еще час назад было ее котом, ее самым дорогим существом на всем свете, и плакала навзрыд.

Достав сотовый, осветила могилку и поправила ее по краям, потом уложила ярко-красные цветы герани.

– Я завтра приеду. – Сима погладила небольшой песчаный холмик. – Привезу тебе лепестков, побуду с тобой, ты не думай, ты не один здесь.

Поднявшись, Сима нашарила в траве фонарик и лопату и пошла в сторону дороги, где припарковала машину. Завернув лопату в пакет, она отряхнула от песка руки и одежду и села в салон. Уехать казалось немыслимым. Они же никогда не расставались, шестнадцать лет шли по Тропе рядом, и теперь Сима осознала, что осталась совершенно одна. И сейчас ей надо вернуться в пустую квартиру.

Если раньше ей говорили: разве тебе не страшно ездить на дачу и ночевать там одной, она удивлялась: я не одна, я же с котом! Его присутствие наполняло ее жизнь счастливым покоем, и она не понимала, зачем люди задают ей эти вопросы насчет почему она одна. Она не была одна, она была со своим котом, а люди не понимали, что иногда кота достаточно. По крайней мере, Симе всегда было достаточно.

Но теперь она оставила его в темноте, в сыром песке, пахнущем рекой, а сама едет в их дом, который отныне опустел и враз стал каким-то чужим.

В машине тепло и немного душно, Сима открыла окна. Нужно уезжать, она понимает, что нужно – но не может. И вдруг пришло ощущение, что она в машине не одна. Точно такое же ощущение было, когда они ехали куда-то вместе: он спал в переноске на заднем сиденье, а она вела машину, чувствуя его рядом. И сейчас это ощущение присутствия вернулось, и Сима обрадовалась. Значит, он не ушел, не бросил ее, он просто перестал быть виден, но не перестал быть, а это же самое главное!

– Мы теперь можем и на работу вместе ходить, если захочешь.