Если

Джонс Н. Г.

Я смотрела на свою дверь, ожидая Джордана, который вбежал бы с новостями или истерическим видео на YouTube, как в дни нашего соседства. Но дверь была неподвижна. Джордан никогда не войдет в нее снова.

Я не хотела оставаться одна. У меня были друзья, которых я приобрела за эти годы. Мы с Марли сблизились с тех пор, как она извинилась передо мной в ванной, но немногие понимали, что для меня значит Джордан. Я думала о картине, лежащей на моем полу. Лишь небольшое количество людей жили в то время, когда мы с Джорданом проживали в квартирке на Скид-Роу, когда мы были начинающими

танцорами. Так мало людей знало меня, я имею в виду, по-настоящему знали меня. Мои величайшие страхи, мои слабости, уязвимые места. Я тонула, и мне нужен был кто-то, кто обернул бы свои руки вокруг меня и вытащил на берег. Как будто невидимая сила взяла меня за руки, направила мои пальцы к моим сообщениям в Фейсбуке, а затем к последнему, которое я получила от Эша. Я не открывала ни одного, вплоть с самого первого, моя сила воли была не достаточно сильной, чтобы не ответить, если бы я прочла их.

Мой отец болен. Он стабилен, но я еду в Лос – Анджелес, чтобы быть со своей семьей. Я просто хотел, чтобы ты знала, что я пробуду в городе какое – то время. И я знаю, что у тебя великолепная жизнь, но я держу свое обещание.

В сообщении был указан номер телефона Эша, и я прижалась к нему своим пальцем. Он был кораблем, пробивающимся сквозь волны, плывущим мне на помощь. Эш был слишком близко ко мне, чтобы сопротивляться.

Эш

Квартира была погружена в полную темноту, когда я вошел внутрь. Хрупкое колебание ее всхлипываний было единственной вещью, которую я смог увидеть. У нее был самый причудливый, озаряющий смех, который я когда-либо видел, но у нее были и самые печальные, самые разбитые рыдания. Я на секунду закрыл глаза, но цвета продолжали жить в моем воображении, и даже с закрытыми глазами мне не удалось избежать ее страданий.

— Бёрд?

— Я здесь.

Я последовал за ее голосом и, наконец, увидел, мягкий фиолетовый свет, который обрамлял ее темную фигуру.

— Я не могу в это поверить. Я не могу в это поверить, — шептала она, сидя на подоконнике, наблюдая за центром Лос-Анджелеса.

— Мне очень жаль, Бёрд. — Я провел рукой по ее мягким кудряшкам.

Она развернулась и прижалась ближе к моему телу, и я обнял ее, когда ее тело содрогнулось от страданий. Я обнимал ее в тишине, пока моя рубашка впитывала ее слезы.

— Он рассказал мне о том, что сказал тебе. Я понятия не имела.

— Я предполагал, что он мог это сделать.

— Я была так зла на него. Я никогда не хотела, чтобы ты чувствовал себя бременем. Ты никогда не был бременем для меня, Эш. Никогда.

— Я знаю, что ты никогда не воспринимала меня таковым, Бёрд. Я знаю, что ты любила меня.

— Но ты ушел.

— Потому что знал, что ты отказалась бы от шоу. Я дал тебе возможность рассказать мне. Когда ты этого не сделала, я знал, что это значит. Это означало, что я был на твоем пути. И ты слишком сильно любила меня, чтобы это увидеть.

Она застонала, словно боль была физической:

— Это так больно. Я не знаю, как с этим справлюсь.

— Ты сильная, Бёрд. Сильнее, чем я.

Она начала отчаянно плакать:

— Это моя вина. Это все моя вина. Я сказала ему уйти. И он возвращался домой, и именно тогда попал в аварию. Он должен был провести следующие несколько дней со мной. Как, однажды, мне объяснить все это его маленькой девочке?

— Бёрд, в том, что случилось, не было твоей вины. Это был несчастный случай.

Она скрыла свои карие глаза от меня.

— Почему тебе так легко говорить эти слова мне, но не себе?

Ее слова подняли огромный валун из груды камней, которые так долго давили на меня. Как будто вся боль, которую я когда-либо чувствовал, имела цель. Поэтому, в этот момент, я мог быть здесь, для нее, и понимать то, что она чувствовала так, как никто другой бы не смог. Это было не только чувство потери, но и чувство ответственности. Я готов был чувствовать свою боль на протяжении тысячелетия, лишь бы я мог облегчить ее.

Я не верил, что Бёрд была виновата. И в тот скоротечный момент, когда она бросила мне вызов, я смог выйти за пределы себя и увидеть, что, возможно, смерть Сары тоже не была моей ошибкой.

Глаза Бёрд мельком увидели мою руку, небрежно замотанную в пропитанную кровью марлю. Она схватила ее:

— Что случилось с твоей рукой?

— Ничего. Это пустяк.

— Скажи мне.

Я не хотел, чтобы речь шла обо мне.

— Мой папа сегодня умер.

— Боже мой. Этого не может быть на самом деле, — она склонила голову к своим рукам. — Мне очень жаль. И ты здесь. Я не хотела отрывать тебя от дел. Я понятия не имела.

— Нет никого больше, с кем бы я предпочел быть. Ты нужна мне.

— Ты это сделал? — спросила она, глядя на мою ладонь.

— Не специально. Я разбил зеркало.

— Эш…

Мы спасаем друг друга. Это то, что мы делаем. Годы назад она бесстрашно вмешалась, когда я был депрессивным ребенком, который хотел исчезнуть. Сегодня, я был мужчиной, который был на грани срыва. В обоих случаях она спасла меня.

Я наконец-то понял, что был здесь, чтобы теперь спасти ее.

Бёрд позвонила мне, погружаясь в одинокие воды скорби. Ей нужно было, чтобы я вытащил ее из черных глубин, куда мог проникнуть лишь крошечный проблеск света, и вернул ее на берег. Но для того, чтобы я смог это сделать, мне самому придется плыть к этому одинокому мерцающему свету. Я бы не смог вытащить ее из глубины, если бы не хотел вытащить и себя вместе с ней.

— Позволь мне позаботиться об этом, — сказала Бёрд.

— Не нужно, все в порядке.

— Пожалуйста, позволь мне отблагодарить тебя, — наш способ убедить другого принять помощь, когда мы были слишком слабы, чтобы признать, что нуждаемся в ней. — Позволь мне позаботиться о тебе. В любом случае это меня отвлечет.

Я уступил, и она вернулась с аптечкой.

— Бёрд, я держу свое обещание. Я получаю помощь. Ты была права. Тут не все так просто. И я буду стараться изо всех сил, чтобы мне стало лучше.