Есть на Волге утес
Шрифт:
Ночевать остановились в небольшой деревеньке, тоже пустой. Сотни расположились в избах, клетях и сараях. Аленке и Насте отвели лучшую избу, Савва, Кукин и Ефтюшка ушли на сеновал. Снова был приказ: ничего у мужиков не брать. Аленка уснула сразу же, как убитая, но около полуночи проснулась — нужно было проверить охрану. И беспокоилась она не напрасно. На обоих концах деревни, а -также и боковые, сторожа безмятежно спали. Сменив сторожей, на обратном пути заметила: четыре стога сена, стоявшие за околицей, исчезли—
9 Аркадия Коупняков туда из Тетюшей через Туваны к Четаево князь Боря-тинский провел большое войско.
257
По обе стороны просеки стоял густой еловый и пихтовый лес. Дорогу эту Степка-есаул знал и разведку высылать не стал. Аленка, как и прежде, ехала впереди, рядом с Настей, за ними дремал в седле Кукин. Он ночью спал плохо — мучила старая рана. Солнце только что поднималось над лесом, освещая верхушки елей, внизу было сумрачно. Завал — сваленные поперек просеки, вперехлест, деревья — заметили поздно. Не успела Аленка натянуть поводья, как из завала блеснули две искорки, раздались выстрелы, и белый конь, подарок Ивашки, рухнул на дорогу. Аленка, успев бросить стремена, вскочила быстро, крикнула:
— Настька, коня!
Перепуганная Настя свалилась со своей лошади, Аленка мгновенно вскочила в седло, выхватила саблю:
— Казаки! За мной!
Есаул вырвался вперед, загородил конем дорогу, крикнул зычно на весь лес:
— Назад! Все назад!
— Как это назад?! Они у меня коня убили. Казаки, вперед!
— Ты что, атаман! Это же засека.
— Пушку ставь!
— Посмотри назад!— гремел Кукин.— Мы в ловушке.
Сзади, в трехстах саженях, с треском валились на просеку густые, разлапистые пихты.
— В стороны и ложись! Не то перекокают по одному.
У Аленки почему-то не было страха. Ее всю захлестнула злость —убили любимую лошадь.
Кукину два раза повторять не пришлось — ватажники рассыпались по сторонам, просека опустела. Прошло минут десять, засека молчала. Наконец, Кукин крикнул:
— Эй, воины! Чьи вы?
— Мы батькины!—раздалось из завала.— А вы чьи?
— А мы мамкины!
— Ого-го-го! Стало быть, родня. Выходи, кто посмелее — не тронем!
Аленка шагнула было вперед, но Кукин опередил ее, вышел на просеку, двинулся к завалу. Он уже знал, что кричат свои.
— У вас шо — очи повылазили? Своих бьете! Покажись, кто отчаянный.
С завала, раздвинув ветки, спрыгнул человек, подошел к Кукину, что-то сказал. Аленка увидела, как есаул махнул рукой — мол, подходите, тут свои. Издалека узнала— с Кукиным рядом стоял горбун, какого встретили они с Илейкой на пути в Москву.
— Вот наш атаман,— сказал Кукин, когда Аленка подошла.
Она подала горбуну руку:
—
— Погоди, парень. И верно, где-то я тебя видел.
— Вспоминай.
— Что мы тут стоим. Пойдем в стан — вспомню. А коня освежуйте — на махан пойдет. Жратвы, поди, что и у нас — маловато.
Стан у ватаги находился рядом. Только Аленка подошла к костру, как в стороне, раздалось:
— Ой, доченька! Ты досе портки не сняла?
— Видно судьба моя такая, тетка Настя.
И тут горбун вспомнил, как чуть было не отнял у парня пистолю там, на реке Оке. Обнял Аленку, сказал строго:
— В обмишулке не меня вини — себя. Шелом кня-жецкой брось. Инако в лесах все пули, все стрелы будут твои. Мне еще ночью доглядчики донесли — всталч в деревне войско, воевода в медном шеломе, нашлепки серебряные — видать, князь. А рать вся в черном на головах, шеломы черные же. Молись богу, что утром встретились. Будь ночь — перебили бы друг дружку. Вот оно как.
— Ты прав, атаман,— сказал Кукин.— В казаки мы заверстались, а обычаев не переняли. У казаков не только в войске, а у каждой сотни свое знамя есть. И нам бы пора знамена заиметь.
И тут горбун, как будто вспомнив что-то, подошел к поварихе, шепнул ей на ухо несколько слов. Та ушла. В это время подошел Савва, его горбун узнал сразу. После объятий Савва спросил:
— А прежний атаман где?
— Убит, царство ему небесное. Теперь вот я ватагу веду. Старых почти не осталось. Только вот мы с поварихой да еще с десяток. Остальные новые, в этом году прибрели с разных концов. Илья Иваныч-то где?
— Илья атаман теперь. Кузьмодемьянск взял. Там воюет.
— А мы все еще Разина ждем. А он что-то с Волгой расстаться не может.
— Степан Тимофеич шибко ранен. На Дон лечиться ушел. Теперь нам самим в едино место сбиваться надо.
—*Куда‘же, хотел бы я знать?
— Мы, вот, идем к Темникову. А вы?
— На Олатырь было собрались.
— Пошто на Олатырь?— спросил Кукин.— Олатырь месяц тому взят и острог спален. Вы бы лучше на Му-рашкино пошли, на Орзамас. Там, сказывали, князь Юрья Долгорукой лютует.
— Супроть князя у нас руки коротки.
— Тогда идите на Темников, — посоветовал Савва,— Только иной дорогой.
— Верно,— заметил Кукин.— Если вместе, то мы не только сено, солому вокруг сожрем. Тебя как зовут-то?
— Федька Сидоров.
— Договорились, стало быть, ищи нас под Темнико-вом.
К костру подошла повариха Настя. Она подала атаману два куска пестрядинного полотна. Один был выгнан красной и зеленой нитью, другой красной и синей.
Горбун размотал первый кусок полотна, положил на плаху, оттяпал ровненько топором длинный лоскут, сказал: