Есть время жить
Шрифт:
Линас кивнул и направился к своему джипу. Вот ведь лось, какой мародер получился бы! На его плечах можно сразу бочку солярки принести и, скорее всего, он даже не запыхается. Здоровый, чертяка!
В отдалении послышались вопли. Ну правильно, бандиты приехали на трех машинах, значит, две где-то хабар собирают. Ладно, черт с ними, потом разберемся.
— Вы, Роберт, вместе со своей компанией поступаете как закоренелые индивидуалисты! Этого в нашей ситуации нельзя допускать ни в коем случае! — Мужик размахивал руками, как мельница крыльями. Мне показалось, что еще немного — и этот здоровяк взлетит, как Винни Пух на шариках. Козел, блин. Смотри ты, никак не успокоится. Соседушка приперся к нам в окружении каких-то склочных пергидрольных баб и теперь, стоя за забором, брызгал слюной и кипел негодованием. За ворота зайти он
— Вы должны были прийти к нам и все честно рассказать, чтобы мы все решили, как вам поступать в этой ситуации! — смотри ты мне, уже за сетку забора схватился. — Сейчас вы подставили под удар всех, живущих в этом поселке, обезопасив только несколько семей, которые пошли у вас на поводу! Мы боролись за независимость и свободу не для того, чтобы кормить бандитов! Вы должны были бороться! Официально заявляю, что, как только сюда доберутся представители властей, вы будете отвечать за преступный сговор с бандитами, а также за рукоприкладство в отношении некоторых уважаемых членов нашего поселка!
Ну, трындец… Вот уж точно бы не подумал, что такие идиоты смогли выжить, хотя… Знаю я эту породу крыс. Спецподразделение «Вязаные береты» [33] , мать их так!
— Вот как… Представители властей, говоришь. — Я закурил и, прищурившись, посмотрел на них. — А скажи мне, Йонас, тебя государство обувало, одевало и кормило? Эти государственные шлюхи душили народ налогами, охрененными платежами за бытовые услуги и платили нищенские пенсии старикам, чтобы набить свои карманы. Свои карманы, а не твои! Чего же ты, сучонок, с государством не воевал, не протестовал? Они ведь грабили народ больше, чем бандиты, к тому же прикрываясь законами, которые сами же и писали, причем меняли их каждый месяц. Мало, осьминога тебе в задницу? Так ты вспомни, как посылали наших парней рисковать своими жизнями в горячие точки, чтобы прогнуться под Америку, Евросоюз и прочих. Они ведь не родину защищали, а были обычной разменной монетой в играх политиков, чтобы на крови солдат получить кредиты и опять их своровать. Может, ты видел бедного чиновника, плачущего от кризиса? Если они и рыдали, то от того, что воровать стало труднее, просто красть уже нечего. А сейчас ты приходишь и обвиняешь меня, что не хочу воевать с бандосами. Да, правозащитник ты наш, не хочу! У меня с ними нейтралитет, и героя, хрен знает во имя чего, изображать не собираюсь. Полезут ко мне — буду воевать, как умею, и убью, сколько успею. А за ваши дешевые душонки даже гроша ломаного не дам. Иди, у государства своего долбаного защиты проси! Как ты там на собрании орал? Каждый за себя? Вот и хлебай эти убеждения полной ложкой, мешать не буду. Стоять! Я еще не закончил! Ты хочешь, чтобы я защищал поселок от зомби и бандитов? А что ты мне дашь взамен? Обеспечишь едой, патронами, бензином? Нет, ты же хочешь примазаться к спокойной жизни, даже пальцем для этого не пошевелив. Хер! Запомни, чудак с физическим именем: бесплатно даже неприятности не бывают. Надо было раньше думать, когда ты на митингах глотку драл и голосовал на выборах за партии уродов, ворующих у народа последний кусок хлеба. За те самые партии, которые обрекли на голодную смерть стариков-пенсионеров. Когда предлагали общую охрану организовать, ты морду кривил, боялся, что кормить придется, а сейчас — пшел отсюда, пока я тебя не пристрелил к бениной мамаше!
33
«Вязаные береты» — истеричные бабки, любительницы митингов.
— Ты чего так разошелся, Робби? — сбоку подошел Айвар и протянул мне сигарету. — Нашел перед кем оправдываться.
— Достал он меня. — Я прикурил и продолжал: — Люди как будто до сих пор в мирное время живут, ей-богу! До них не доходит, что произошло? Прав Сашка — надо заканчивать делить людей на солдат, ментов, бандитов и чиновников с работягами. Прошлого мира уже нет. Каждый из нас может забыть, кем он был в прошлом — большим начальником или дворником. Жизнь начинается заново, сколько бы той жизни ни осталось, один день или неделя. Есть слабые и сильные. Он бы еще про мораль начал песни петь, я бы точно не выдержал и пристрелил его к чертовой матери!
— А чем тебе мораль-то не угодила?
— В задницу пусть себе ее засунет! Мораль сейчас простая: если не нравится поведение другого, убей и живи дальше. Не можешь убить — не лезь!
— Тю-у, Робби, пойдем чайку попьем с ромашкой, а?
— Да, нервы ни к черту, согласен. — Я отбросил окурок. — Ладно, идем чаю сделаем.
— Нормально. — Я рванул из кобуры пистолет и прицелился. — Работать можно.
Николай принес сшитые его женой кожаные наручи для всех, и теперь мы их примеряли, пробовали, насколько удобно с ними держать оружие и менять магазины. Конечно, зажимает немного руки, но ничего — расстояния там небольшие, альфу с двадцати пяти метров выцеливать не придется.
Оружие мы распределили просто. Я беру сайгу и Глок-17, Айвар, — AR-15, Глок-21 и дробовик бенелли; мужик он крупный, есть куда повесить. Альгис — АК-74 м, CZ-83 и дробовик Germanica. Аста — Глок-17 и АКС-74у. Гранаты взяли Айвар и я. Хуже было с жилетами, точнее — с их отсутствием у Асты и Альгиса. Им запасные магазины придется класть в карманы, а это дополнительное время на перезарядку. Конечно, первая пара у них соединена каплерами, но запасные — раздельно, спаренные в карман не помещаются. На 5,45 у нас всего семь магазинов. Значит, Альгису два магазина, Асте пять.
Берем два небольших рюкзака, куда мы упаковали аптечки, фомку и деревянные клинья — изобретение нашего умельца. Еще утром заметил, как он пилил. Подошел посмотреть, оказалось — небольшие деревянные клинья. По его задумке, с их помощью будет можно блокировать двери. Хм, насколько я помню больницы, там все двери вовнутрь открываются, но ладно, возьмем, запас кармана не тянет. Не понадобится — выбросим. Две литровых фляги с водой, в плоскую залили бренди. Николай принес в подарок несколько плиток шоколада. Что еще? Проверили батарейки в прицелах и фонариках. На даче нашелся один налобник, я его давно купил, и вот — пригодился. Потом все дружно завалились в баню. Не сразу, конечно, по очереди. Говорить не хотелось; все, что надо было сказать, уже сказано, чего лишний раз языком трепать. Посидели немного с чашками душистого чая и разошлись спать — день завтра обещал быть тяжелым.
Я лежал в темноте, курил и думал. Рядом на подушке спал Левка. Ему, наверное, снилась большая куриная грудка — он выпускал когти и тарахтел сквозь сон, как маленький трактор. Прошло две недели с начала эпидемии… Всего четырнадцать дней, а мир изменился так, что изредка мне кажется — играю в компьютерную игру типа S.T.A.L.K.E.R. Только что графика покруче и возможности сохраниться не предусмотрено. И еще… Заметил, что жизнь словно замедлилась. Раньше дни мелькали так быстро, что мы считали не днями, а неделями и месяцами, отмечая смену сезонов только характером заказов. Не успевали отбиться от рождественского штурма, а уже наступала пора летних распродаж. А сейчас? Дни тянутся медленно, несмотря на огромное количество дел. Может, это и хорошо, кто знает…
Семья… Как они там? Иринка, мать, отец? Если военные рядом устроились, то, наверное, все хорошо, — очень мне хочется в это верить… Только бы сюда прорываться не надумали! Знаю я характер отца — может не усидеть на месте. До них меньше тысячи километров, а такое чувство, что на другой планете. Часто про них думал, каждый день вспоминал. Просто загонял эту мысль куда-то в глубину души, чтобы не дать эмоциям вырваться наружу. Иначе или с ума сойду, или начну стрелять по любому поводу. Мы никогда об этом не говорили; чертов прибалтийский характер, старались не показывать свои эмоции другим. Жена часто называла меня холодным, сухим прибалтом. Конечно, с ее южным темпераментом не сравнить. О близких все вспоминали, даже Альгис, который похоронил всех родных. Однажды я заметил, как он держит в руке небольшую куклу, найденную где-то на заднем дворе дома. Стоял, держа на ладони кусочек прошлой жизни, и тихо плакал. Видели, как плачут мужики? По щеке, цепляясь за небритость, сорвется вниз слеза. Одна, другая… Во взгляде проскользнет что-то обиженно-детское. Мужчины не плачут, скажете вы? Бред, плачут! Даже без слез, что еще хуже, с утробным рыком, когда горло властно перехватывает боль. До хруста закушенных зубов, до подавленного стона, похороненного глубоко внутри.
Айвар… Я его знал, как говорится, сто лет и мог по выражению лица сказать, о чем он думает. Когда сегодня сидели у летнего камина, он смотрел на огонь и то улыбался, то хмурился, словно со своей Ингой разговаривал. Переживает, конечно. Если мои все вместе, а родственников Асты мы надеялись разыскать, то что думать ему? Америка — это не Украина, оттуда на машине не приедешь. Может, и найдется какой-нибудь сумасшедший, рискнет прорваться в Европу, но что-то мне в это не верится…