Эстафета разума
Шрифт:
Все взгляды обратились в сторону знаменитого ущелья - гигантской трещины, некогда расколовшей древнюю кору Марса.
– Не предполагал, что его видно из окрестностей станции, - заметил Геворг.
– Это местечко меня очень интересует...
– А обычно его и не видно, - возразил Мак, затормозив вездеход.
– Просто вам повезло. Смотрите хорошенько.
– Вы были там?
– спросил Кирилл.
– Еще бы... Не один раз. И американцы тоже. Но там, - Мак махнул рукой, - надо работать и работать. Пока сплошные загадки...
– А как у вас отношения
– поинтересовался Сергей.
– Как и на Земле. Сосуществуем...
– Были у них?
– Наши кое-кто были. Я - нет. Их мы тоже прини мали. Тех, кто работал в ущелье Копрат. Даже помогли немного. В общем-то, они неплохие парни. Кроме Гридли...
– А Гридли - кто?
– Есть такой один.
– Мак помрачнел.
– Познакомитесь... Ну ладно, полюбовались Копратом и поехали дальше.
"Черепашка" тронулась с места и, увеличивая скорость, побежала вниз по крутому каменистому склону. Когда достигли плоского дна кратера, Мак еще увеличил скорость. Кратер пересекли за полчаса, оставив справа по борту скопление похожих на исполинские колонны красноватых скал.
– Остатки некка - на месте жерла вулкана, - лаконично пояснил Мак.
– Что, вулканический кратер?
– спросил Геворг.
В его голосе прозвучало сомнение.
Мак кивнул:
– По-моему, да... Кое-кто, правда, не согласен.
– Он покачал головой.
– Мы тут спорим по каждому поводу. Спорим и спорим... И многого не можем понять. Сплошные загадки. Чем дальше, тем больше...
– Но такие широкие кратеры с плоским дном, кажется, принято считать метеоритными, - заметил Кирилл.
– Как, например, Аризонский или Попигай у нас в Сибири. Поперечник этого кратера километров сорок. Ничего себе вулкан.
Мак пожал плечами:
– Тут есть вулканы и побольше. А этот - скорее всего кальдера - остатки вулкана, разрушенного взрывом. Потом в центре кальдеры образовался еще вулкан поменьше. Мы только что миновали центральную горку - это и есть остатки более позднего вулкана. Тут сложность в другом...
– В чем именно?
– Лед... Ископаемый лед... Повсюду. Мы с ним столкнулись, как только начали бурение. Я из-за него на вторую смену остался. Только из-за него одного...
– Не понимаю.
– сказал Геворг.
– Какой лед? Где? В полярных областях?
– Если бы!
– усмехнулся Мак.
– Везде, понимаете, везде. Тут и возле нашей базы... Скалы, вот как гребень этого кратера и его центральная горка - они торчат из-подо льда. Вы думаете, мы сейчас катим по каменному грунту? Черта с два! Под нами лед, присыпанный песком и щебенкой. И сколько его, никогда не знаешь.
– Так что у вас получается?
– Кирилл удивленно взглянул на водителя.
– Марс - планета-океан, замерзший океан?
– Почти, - кивнул Мак.
– Почти... Впрочем, это пока моя крайняя точка зрения. Далеко не все со мной согласны. Скважин еще мало.
– На сколько же удалось углубиться?
– Ненамного. Первые сотни метров. Но повсюду одно и то же... Десять, двадцать, тридцать метров "битого кирпича", как говорит ваш коллега.
–
– Дальше сплошной лед.
– Сколько?
– попытался уточнить Кирилл.
– Никто не знает. Все скважины пришлось останавливать во льду. Его толщина многие сотни метров, а возможно, и километры.
– Это на ровных участках, а на возвышенностях?
– Там песка и щебенки побольше. Но все это наносы, принесенные ветрами. Под ними тоже лед.
– А скальные участки, - спросил Геворг, - вот, например, гребень кратера, через который мы перевалили. Что под скалами?
– Там, конечно, коренные породы.
– Мак бросил быстрый взгляд на Геворга, видимо удивленный его неосведомленностью.
– Выходы каменной коры Марса. Они торчат сквозь лед. До того, как океаны Марса промерзли насквозь, такие гребни могли быть островами.
– Ничего себе открытие!
– воскликнул Геворг.
– Замерзшие и похороненные песками океаны Марса. Вы моим глупым вопросам не удивляйтесь, - добавил он, - моя специальность физика атмосферы. В геологии я профан.
– У нас тут геологию называют ареологией, - заметил Мак, - хотя, может, это и не совсем правильно. Ареология - наука о Марсе в целом, включая и его кору, и льды, и атмосферу. Ареолог широкого профиля у нас один - шефуня.
– Ваш начальник?
– Он теперь и ваш тоже. Остается на пятую марсовку... А здешние ископаемые льды, промерзшие до дна океаны - открытие последних месяцев. Еще не успело попасть ни в какие отчеты.
– Вы это разгрызли, когда мы летели?
– В общем, да, - кивнул Мак.
– Ну вот и наша станция... С благополучным прибытием на "Марс-1", коллеги!
Вездеход затормозил. За цепочкой красноватых дюн, которые они только что миновали, открылась обширная котловина с плоским коричневато-бурым дном. В центре котловины голубыми полушариями поднимались купола Базы. Возле самого большого купола на высокой мачте трепетал на ветру красный с золотым гербом флаг.
– Загадки, сплошные загадки, - сказал профессор - Никита Бардов - "шефуня", как его называли меж собой сотрудники станции.
Шефуня был нетороплив, массивен, краснолиц, бородат. Говорил густым басом с металлически-колокольным оттенком. Его невозмутимость и спокойствие в самых трудных, даже экстремальных ситуациях считались образцовыми. На станции вуществовал неофициальный, но всеми признаваемый эталон стойкости и выдержки - "одна шефуня" - величина, близкая к бесконечности, в малых долях которой оценивалась выдержка остальных участников марсовки.
Шефуню отличали еще исключительная корректность, железная логика, несгибаемая воля и апостольская доброта. При необходимости распечь кого-нибудь он всегда переходил на уменьшительные и ласкательные формы речи.
По специальности он был планетологом. Несколько лет работал на лунной базе. Его кандидатская диссертация, посвященная исторической селенологии *, сразу принесла ему докторскую степень. Шефуня был автором всех марсианских программ,начальником первой и четвертой марсовок. Теперь он оставался еще и на пятую...