Естественное убийство – 3. Виноватые
Шрифт:
– Я как раз говорил Алёне Дмитриевне, что она совершенно не изменилась за прошедшие двадцать лет, – весьма вежливо и вполне светски заметил мужик.
– Двадцать с лишним, Алексей Константинович, – уточнила Алёна.
– Вам, Всеволод Алексеевич, повезло.
– Безусловно.
– Алёна Дмитриевна как раз рассказывала мне, что вы собираетесь пожениться.
Официантка поднесла заказ – бутылку текилы.
– Вы позволите? – спросил мужик, обращаясь к Северному.
– Конечно.
Алексей
– За Алёну! – предложил мужик тост.
– За Алёну! – поддержал Северный.
– За меня! – опять расхохоталась Соловецкая.
Они выпили.
Что-то неясное потревожило память Всеволода Алексеевича – фотографическую память судебно-медицинского эксперта, улавливающую из пространства всё, в том числе мимику, жесты, манеры. Алексей Константинович знакомым жестом протянул руку к бутылке. Алексей Константинович улыбнулся знакомой улыбкой, предлагая тост за Алёну. И очень знакомым движением повернул голову чуть вправо, опрокинув рюмку и поставив её на стол. Северный знал это движение, эту улыбку и этот жест. Но никак не мог вспомнить, где и когда он видел Алексея Константиновича! Это было невероятно при его практически безупречной памяти на лица людей. Он нигде и никогда не видел этого мужика, но ему были знакомы его движения, улыбки и жесты.
– Это было действительно удивительно! – тем временем продолжил Алексей Константинович. – Я подошёл к девушке, очень похожей на мою старую… – мужик сделал многозначительную паузу, – знакомую. Алёна Дмитриевна, у вас где-нибудь на чердаке, под замком, не завалялось вашего портрета? – слегка натянуто рассмеялся он, явно любуясь Соловецкой. – Мне нравятся такие женщины. Красивые. Думаю, тут мы с вами единодушны! – обратился он к Всеволоду Алексеевичу. – И, клянусь богом, по возрасту девушка, к которой я подошёл вчера на набережной, годилась моей старой знакомой в дочери! И – надо же! – оказалось, что это та самая Алёна, которая ни капли не изменилась за двадцать лет! – Во взгляде мужика сквозило истинное, неподдельное восхищение.
Его ли взгляд на Алёну, сказанное ли ключевое слово… и у Всеволода Алексеевича встали на место жесты, улыбки и манеры. Да, дочь Алёны была совершеннейшим фенотипическим клоном матери. Но генетика – не фокус! Улыбки, манеры и жесты так же запакованы в спираль ДНК, как форма носа, цвет глаз и волос… Алина была дочерью этого самого Алексея Константиновича. Со всей очевидностью.
– У меня, слава богу, нет дочери, которая годилась бы мне… в дочери! – нервно, поспешно и скомканно хохотнула Алёна. Потянулась к бутылке, но быстро спрятала под стол очевидно дрожащую руку.
Всё это, разумеется, не осталось не замеченным ни для Северного, ни для Тихонова. Всеволод Алексеевич внешне никак не отреагировал на заявление Алёны. Алексей Константинович просканировал её коротким пронизывающим взглядом. Северный взял Алёну за руку под столом. Пальцы, несмотря на знойный ялтинский август, были ледяные.
– Северный? – вдруг произнёс мужик, что-то вроде как припоминая, но очевидно желая в данный
– Он самый.
– Знаком с вашим отцом. Он мне когда-то очень сильно помог.
– Были знакомы. Мой отец умер.
– Приношу свои соболезнования.
– Спасибо. Это было давно.
– Ну что ж! – Алексей Константинович встал. – Не буду вам надоедать. Полагаю, Всеволод Алексеевич, вы не позволите мне расплатиться по счёту. Был рад развлечь даму в ваше отсутствие. Я приглашаю вас завтра отужинать со мной в одном из балаклавских ресторанчиков. Позвольте вашу руку, Алёна Дмитриевна.
Алёна уже справилась с собой и протянула руку для пожатия. Но Алексей Константинович руку Алёне Дмитриевне поцеловал. И задержался немного дольше, чем предполагает этикет. Затем сдержанно кивнул Северному. И ушёл не оглядываясь. Всеволод Алексеевич налил полную рюмку и протянул её Алёне.
– Ты представляешь, что могло бы случиться, сиди вчера на набережной Балаклавы не я, а… – Алёна опрокинула в себя рюмку. – Не я, а Алина!
Северный прикурил сигарету, протянул её любимой женщине.
– Вдруг бы… – она судорожно затянулась. – Она же похожа на меня. Наверняка её влечёт к таким же мужчинам. Или… Наверное, тебе неприятно это слушать?
– Алёна, если бы да кабы. Как та сказка, старая добрая русская народная. «Если бы здесь сидел наш внучок, то его могло бы убить этим поленом!»
– Старые добрые русские сказки не на голом месте возникают. У меня надпочечники съёживаются, когда я представляю себе…
– Не представляй! Ему около шестидесяти, Алине – слегка за двадцать. Ни в коем случае он её не заинтересовал бы. А вот то, что ты так поспешно и с такой горячностью выкрикнула, что у тебя нет дочери – отчего не «нет детей!», – заинтересовало господина Тихонова.
– Ты опустил про «неприятно слушать».
– Я слушал, слушаю и буду слушать тебя. Тут нет места категориям «приятно» или «неприятно». Мне интересно всё, что касается тебя. Я уже знаю историю про ведро с грязной водой под кабинетом моего отца, про юную прекрасную санитарку и взрослого военного. Нет ничего, исходящего от тебя, что могло быть мне неприятно.
– Да ты просто святой, господин Северный!
Слишком саркастично прозвучало. Ну и ладно. Любовь – не то место, где нужно зацикливаться на интонациях. Любовь – вообще не место. И не время. Это и то и другое, плюс что-то ещё. Уникальный сплав.
– А сколько юных цветков мироздания ты сам… унавозил за полувековую жизнь?
Всё нормально. Сейчас будут слёзы. Возможно, даже истерика. Страхи, опасения, несправедливые обвинения – всё это отлетит, как шелуха.
Всеволод Алексеевич взял Алёну за руку.
– Возможно, настало время рассказать Алине, кто её биологический отец. Показать фотографию во избежание тех самых слишком маловероятных гипотетических ситуаций…
– Я не могу этого сделать! Просто не могу!