Эстетика Беспредела
Шрифт:
– А долго все это будет проходить? Ну… то, куда мы идем?
– Надеюсь, что нет! У нас с ребятами сегодня планы.
– Что за планы? – но Харпер шикнула, когда девушки вошли в главное здание.
– Тише говори. Тут никто не должен знать, чем ты занимаешься. Запомни. Первый курс научил меня этому. И куда ты выходишь тоже никто не должен знать. Если что, говори в библиотеку Святого Мэтью. Или в музей, куда ты там любишь ходить?
– Я люблю ходить в бар.
– Прекрасно! Значит, подружимся. Я тоже. Но никто тут об этом знать не должен.
Харпер
– Парни должны быть где-то тут, – приоткрыв дверь, произнесла она, как из зала раздались хлопки.
– Может, зайдем? – спросила Эфи.
– Может. Пошли.
Эфи могла только догадываться, что находится за высокой дверью, напоминающую дверь в театр. Зайдя внутрь, девушка словно попала в Вашингтонский кафедральный собор, насколько здесь все было пропитано магией и волшебством. Витражное окно прямо по центру, на котором во весь рост изображен распятый Иисус, творящий Страшный суд с адским пламенем под ногами и райскими кущами над головой. Классическая тематика стеклянной мозаики. Зал полностью оснащен электричеством, чему свидетельствовали живописные люстры с подсвечниками в виде ламп. Однако сейчас они не горели, а лишь легко играла синеватая подсветка, и лишь один яркий участок – это освещенная сцена, на которой расположился микрофон.
– Там выступает духовой оркестр по праздникам. Несколько наших однокурсниц играют на духовых. Говорят, что это лечит их осатаневшую душу, – усмехнулась Харпер, таща девушку к задним рядам, где, по ее наводке, уже должны были сидеть друзья.
На сцене, одетый в длинную белую рясу, выступал мужчина средних лет с хорошо поставленным голосом. Как шепнула на ухо Харпер, это был директор данного православного университета, в свое время учившийся на оратора и поющий в церковном хоре. Время от времени он мог себе позволить встать с хором и начать вытягивать ноты, но его уже хриплый голос, боль в пояснице и внезапная тахикардия не позволяли ему долго застаиваться в одном положении. Но сейчас мужчина держался молодцом, ведя очередную речь-рассуждение в первый учебный день.
– …для нас, людей, счастье и несчастье определяются тем что мы имеем и чего не имеем. Недостаток жизненно необходимых вещей, таких как пища, одежда, кров – становится причиной несчастья. Плохое здоровье тоже порождает несчастье. Обладание желанными вещами может сделать человека довольным жизнью, но даже те, кто получил желаемое, могут не обрести подлинного удовлетворения…
– Ну и зануда, – фыркнула Харпер, просачиваясь между креслами. – Извините… – шепотом произнесла она, задевая одну из студенток.
Эфи просачивалась за ней, пытаясь не наступить на ноги и не задеть своей неуклюжестью чей-то свежий недавно сделанный макияж.
– Уф! – выдохнула Харпер, присаживаясь на свободное место.
– Какого черта так долго, Харпер? – на девушку уставился грозный взгляд симпатичного парня. Затем парень быстро кивнул в сторону Эфи.
– Новенькая. Соседка моя с нашего потока. Тоже не поздоровилось и родители
– Я Эверетт, – парень протянул девушке руку.
У Эфи засосало под ложечкой. Не думала она, что найти брата Энтони будет так легко! Поправив на голове платок, Эфирия смущенно опустила глаза, сама того не ожидая. У Эверетта теплая рука, даже почти мокрая. Хотя тут это в порядке вещей, в зале было довольно жарко. Под платком изрядно потела голова, но снять его – неуважение к господу.
– Кельвин сегодня с нами, – произнес парень, толкая друга в плечо. – Эй, ты чего притих?
– Слушаю директора. Сейчас будут нового пастора представлять, – Кельвин напряг слух и чуть сузил глаза.
– Кого? Нового? – удивилась Харпер, переключая все внимание на сцену.
На ней уже стоял всеми любимый директор с тем самым мистером О’Коннелом, о котором говорила Харпер в общежитии.
– Да ладно! – девушка хлопнула в ладоши. – Неужели этот старый гад уходит на пенсию!
С переднего ряда на Харпер одобрительно повернулись несколько пар глаз.
– Мы все на это надеемся, – произнесла девушка с кукольными большими глазами и сразу же отвернулась.
– …на пенсию! – прозвучал голос директора. – Право стать пастором кафедры философии и религиоведения передается Телониусу Навелли!
На сцену из зала с самого первого ряда, где сидели преподаватели духовенства и других направлений данного университета, вышел парень. На вид лет двадцать пять, словно он недавно окончил университет и ему доверили вести целый поток студентов. Один вопрос – как?
– Это что, шутка? Такой красавчик просто не может носить рясу, скрывая свое тело под одеждой! – Харпер воодушевленно начала обсуждать его внешность.
– Он не выдержит и месяца, уверяю, – Кельвин вытянул вперед кулачок.
– Полгода, – поддержал спор Эверетт, приставляя свой кулак к кулаку друга. – Вы с нами?
– К черту этот спор. Я не участвую. Но если вы его прогоните прежде, чем я пересплю с ним… – глаза Харпер сверкнули.
– Он обрезанный, ты чего, подруга! Слышала, новенькая, у Харпер совсем крыша потекла! – смеялся Кельвин.
– Увидишь! – рявкнула девушка, поджав обидчиво губы.
– Не обижайся, Харпер. Уверяю, помимо тебя за ним будут бегать монашки нашей кафедры, да и для молоденьких преподов он будет, как свежий кусок мяса среди старых дряблых туш! – Эверетт поправил воротник рубашки.
– Он пастор нашей кафедры. Я буду видеться с ним чаще, чем кто-либо еще. Вы видели его лицо? А скулы? Да он актер, не иначе! Нельзя так сексуально выглядеть и работать в таком месте! Это богохульство и противозаконно! – Харпер повысила голос.
– Я с ней полностью согласна, – повернулась та же рыжая девчонка. – Такому место со мной в постели, – усмехнулась она.
– Катись к черту, Персик! Говорят, когда святые видят проститутку, у них отваливается член. Так не дай Бог, у этого красавчика он отвалится рядом с тобой! – огрызнулась Харпер.