Эта башня во мне
Шрифт:
Длинноволосый отвел за спину руку, словно готовил удар. Юэ Лун, напротив, сложил тонкие пальцы в знак защиты и отражения. Потом от души рассмеялся:
– Ну хорошо, хорошо. Я понял. Ты здесь хозяин, я гость. Кто я такой, чтоб влезать в ваши игры? Нравится бегать по жаре – наслаждайтесь.
Он вновь щелкнул пальцами, взрывая пространство, перечеркивая полосой тумана яркий солнечный день. В дымке растаяли силуэты студентов, их белесые ауры укрыли китайца, окутали плечи прозрачным плащом. Тихо звякнули камни бяньцина.
Аллея опустела, лишь на скамейке
4. Когда горечь становится ядом
1.
Грига я не сумела догнать. Ну, разумеется, а как иначе! Фаза везения – полный ноль. Исчез, растаял, перестал звучать, так резко, будто я разом оглохла. Не хотел меня видеть? Пусть так. Но зачем так позорно сбегать?
Зато ветер принес легкий шепот с потрясающим мягким «ш»: ну хорошо, хорошо… Черт бы побрал Воронцова! Я ведь даже не представилась тому красавцу, и себя он не назвал, вот же непруха. Если б не Элен и ее проблемы, разве бы я убежала так быстро? Что подумал обо мне милый китаец?
Аллея уже опустела. Вроде и не было перспектив на роман, а все равно обидно. Верно говорят мудрые люди: за двумя зайцами побежишь, ни одного не поймаешь. Законный итог: Григу я не нужна, и с иностранцем сойтись не успела. Конечно, в запасе остался Обухов, единственный, проявивший симпатию, тоже в моем вкусе парнишка. Ну, такой вариант, на крайняк. Потерялся на фоне азиатского айдола.
Ох, и крутит меня от нехватки любви! Первым встречным на шею бросаюсь! Где вы раньше были, красавцы с Изнанки, принцы из страшной сказки?
И все-таки, Григ Воронцов. Теперь я знаю, где вести поиски. Территория МГУ огромна, но гораздо меньше, чем вся Москва. Браслет к тебе тянется, помнит хозяина, а значит, прижму тебя к стенке. Мне нужна помощь, снова. И я ее получу!
Я сидела в гримерке и все это думала, вместо подготовки к концерту. Перебирала в безвольной памяти образы трех парней, подкинутых щедрой судьбой, чтобы напомнить, каково быть девушкой! В меру привлекательной, в меру талантливой, не хватающей звезд с небес, но ведь и не отсталой дурнушкой!
Я могу быть другой. Чуткой, заботливой. Я умею варить борщ и резать салаты, я даже рубашку могу погладить, не подпалив рукава! В приболевшем воображении черная рубашка сменялась серой, тренч обращался джемпером, а очки владельца то теряли оправу, то снова ее обретали.
Да я бредила наяву!
Ленка сдержала слово, заскочила в гримерку перед концертом. С торжественной улыбкой вручила звезду, будто главный орден России. Она даже цепочку успела купить, серебряную, витую, чтоб я могла надеть амулет и спрятать его под концертным платьем.
– Никому не показывай! – поучала Элен. – Удача не любит посторонних глаз. Фортуна всегда играет вслепую, не нарушай темноты и тайны.
Не иначе, успела хряпнуть подруга. Для храбрости и за мой успех. Такой слог, такие эпитеты! Только спьяну и подберешь.
Элен
– Красивая ты, Алька, завидую. Пусть звезда тебе светит в ночи и вытащит из этой клоаки. Даже если мне не отмыться, у тебя есть шанс прожить долго и счастливо.
Я притянула ее к себе и обняла, крепко-крепко. Пусть говорят, что хотят, пусть сама Ленка ругает себя и винит во всех смертных грехах. Всегда ее буду любить! В ней – мое детство и юность, первая любовь и прыщи, первые страшные тайны «только чур никому-никому!» Я никогда ее не предам, все брошу, переломаю жизнь, потому что сестер не выбирают, за них бьются до последнего вздоха.
Элен затихла в объятьях, нас словно связало ее амулетом, самым драгоценным подарком, который подруга могла отдать – памятью о загубленной маме. Кулончик тихонько позванивал, сплетая в единое целое наши души, мечты, стремления. А когда я сбежала на сцену, показалось, меня вырывают с корнями, отделяют от плодородной почвы, что подпитывала все эти годы.
Или это были чувства Элен, потому что в реальности я стала кормом, подпиткой для зараженной лярвы, тем самым заветным леденцом из детства, что можно было лизнуть и бережно закрутить обертку, оставляя чуть-чуть про запас?
Где-то возле сердца звенел амулет, подстраиваясь под новый ритм.
Я не увидела Ленку в зале, впрочем, не до этого было. В мыслях о подруге, Григе, китайце не находилось места для нот. Я запуталась в очередности песен, трижды слажала в одной композиции, и товарищи по квартету косились на меня в изумлении. Уж кто-кто, но я не могла сфальшивить! Однако вновь не попала в ноты. В четвертый раз, для вселенской гармонии.
В антракте дирижер меня пропесочил, приказал собраться, перестать дурить, выпить похмелин и начать работать. Под занавес играли самое сложное, и меня ждала сольная партия. В зале, между прочим, сидит режиссер из союза кинематографистов, вдруг позовет озвучивать фильм? Нельзя облажаться, звезда моя!
Это я и сама понимала. Даже если сегодня последний концерт, и с берегов Черного моря мне будет на все плевать. Со сцены уходят красиво, с гордо поднятой головой! А не бегут перепуганной крысой, замучив несчастную скрипку.
Пусть отныне не взлететь к музыкальным вершинам, не побеждать на конкурсах и не блистать в оркестрах. Пусть ждет меня серая жизнь халтурщицы в ресторане на пляжном курорте, даже этот трешовый музон нужно сыграть до конца. После концерта получу гонорар, а еще через неделю…
Через неделю. От этого факта сбивалось дыхание, будто оглашали мой приговор. И палач уже ждал с топором у плахи.
Не так уж просто оставить Москву, город, в котором прожила всю жизнь, пропиталась звуками уютных двориков и торжественных площадей. Нелегко отказаться от странного воздуха, такого насыщенного и густого, что можно мазать на хлеб, как масло. Трудно представить день без мелодии, что порождает столица.