Эта русская
Шрифт:
– Это Ричард? – осведомился в трубке голос Фредди. Для человека совершенно трезвого она говорила слишком отчетливо.
– Да, а Криспин там? Вернее, здесь, или что там в таких случаях говорят? Словом, можно я, можно мне, мог бы я с ним поговорить?
– Ну конечно, а как там моя старая приятельница, как ее там, экая еще чертова рань, ну, Господи, Ричард, как там, как там старая кляча Нгорррнндуэлия, сегодня и вообще? Э-э…
– Спасибо, замечательно, – ответил Ричард, невольно подумав, что в общем-то Корделия не настолько уж хуже других, и если разобраться, жены все друг дружки стоят. – Криспин дома? – Вести по частной телефонной
Раздался звук, будто кого-то не слишком аккуратно придушили, и вскоре вслед за ним – голос Криспина, слегка запыхавшийся, словно его оторвали от отжиманий, и исполненный особой приветливости точно они не разговаривали несколько месяцев. Замечательно, возгласил он, значит, вы все-таки едете нет, ничего такого особенного, о чем следовало бы помнить, кроме, конечно, того, что русским вообще нельзя доверять, особенно знаменитым и выдающимся.
Ричард проговорил в установившееся выжидательное молчание:
– Кажется, я попал в такое положение, что как минимум одной русской мне придется доверять. Не особенно знаменитой.
– Ага.
– Я подумал, что тебе лучше об этом знать.
– Правильно. А как это отразилось на внутриполитической ситуации?
– Внутриполитической?…
– Господи,я хочу сказать, Корделия знает? Ты ей собираешься…
– Я не сказал ей ни слова, все отрицал, но, по-моему, она…
– Но когда она неожиданно вошла в комнату и застукала тебя на юной дочери степей, она не поверила, что ты просто обучаешь ее камберлендской борьбе.
– Знаешь, мне пора ехать. Сегодня пятница, все ринутся из города в западном направлении.
– Прости, Ричард. Как бы там ни было, она знает.
– Практически да. Понятия не имею откуда. Честное слово, мне всегда казалось, что она видит только то, что хочет видеть, да и то в ограниченных количествах.
– Бывают эгоисты, которым хоть бомбы взрывай под носом – не заметят, если только им ненароком не оторвет ногу. А бывают такие, что посмей только дохнуть на цветочек в их садике – голову оттяпают. А еще бывают такие, которых бросает из одного в другое. Тебе стоило бы поболтать с Годфри.
– Ты не смейся, но Корделия сказала, что мы с ним очень похожи.
Это откровение Криспин проигнорировал. Помолчав минуту, он сказал:
– Кое-что из того, что он о ней рассказывал, звучит совсем не смешно. Лучше бы тебе это выслушать, для твоей собственной безопасности.
– Как-нибудь выслушаю. Ну…
– Для тебя ведь это в новинку, правда? Я имею в виду, все эти дела.
– Пожалуй, что так. Да, именно так.
– А как насчет чувства вины? Угрызения совести, самоедство. Раскаяние.
– Пока до этого, как до луны.
– Вот и держи их на таком расстоянии, а то отпихни еще подальше. Потребуется помощь – зови меня. Хотя, пожалуй, Годфри все-таки тебе лучше поможет. А на всякий пожарный случай, конечно, есть еще и Фредди.
– Да, конечно. Я потом дам тебе знать, как там с Котолыновым.
Если не считать многозначительного полуночного хлопка дверей спальни и двадцатиминутного взрева хорового пения в сопровождении оркестра, включенного на полуноте и столь же резко обрубленного на кухне, в час завтрака, Корделия ни звуком не дала о себе знать, – Ричард не видел ее уже почти двадцать четыре часа. Перед самым отъездом он подумал, не оставить ли ей записку с уведомлением что скорее всего, он еще вернется, однако сразу несколько причин,
Накануне вечером он заправил «ТБД», поэтому теперь сразу же влился в поток, стремящийся к югу, причем особое наслаждение ему доставило то, что удалось заставить усатого водителя-ученика с инструктором пообок панически затормозить метрах в двадцати от него. Так тебе и надо, подумал он. Сегодня замечательный день, и он едет за город с девушкой, ну, вернее, с существом женского пола. Что, кто-то так ее назвал? – удивился он. Ну что ж, всякий, кто посмеет, может пойти и…
Когда он подрулил к дому в Пимлико, девушка, или существо женского пола, выскочила на тротуар с такой стремительностью, что стало ясно – она заприметила его заранее. Ричард не мог ее ни с кем перепутать, но будь он человеком более галантным, он сделал бы вид, что в первый момент с трудом ее признал. Впрочем, даже он не мог не отметить, что она выглядит словно бы свежей копией с самой себя – помолодевшей и даже расцветшей. Щеки ее заливал нежный румянец, которого, он мог почти с полной уверенностью сказать, раньше там не было. Человек более тщеславный как минимум поразмыслил бы, не он ли тому причиной. Ричарду это даже в голову не пришло. Он стремительно вылез из машины и улыбнулся Анне.
– Как ты замечательно выглядишь, – проговорил он.
– Ты научишь меня говорить по-английски? – спросила она, целуя его.
– Да, если хочешь, только, конечно, это потребует времени.
– Это тебе. – Она подала ему небрежно сляпанный сверток из простой бумаги.
– Спасибо. Все зависит от того, насколько хорошо ты хочешь выучить английский, – сказал он, развертывая бумагу, доставая и расправляя замечательный сине-красный носовой платок.
– Ну, я знаю, что никогда не научусь говорить так же красиво, как ты по-русски.
– Мои любимые цвета. Как ты узнала?
– Догадалась. – Анна улыбнулась и кивнула головой.
– Боюсь, я тебе ничего не принес, любовь моя.
– Не страшно, это не имеет значения.
– Сколько, ты сказала, тебе лет?
– Я не говорила, но все равно спасибо.
– Что, хотел бы я знать, они себе думают? – проговорил чей-то голос по-английски. – Стоят, понимаешь, поперек тротуара и лопочут на своем дурацком языке, прямо как у себя дома. Что еще за язык-то, польский, венгерский? – Голос по-прежнему был слышен, поскольку его обладатель, патлатый господин средних лет, одетый как юнец на каникулах, продвигался вперед крайне неспешно. – Не тот, так другой, мне лично без разницы, а вам?
– Они, однако, тратят деньги в наших магазинах, – заметил его спутник, помоложе и покоротковолосее.
– Сразу видно, у этого парня костюм ненашенского производства.
– Извиняюсь, извиняюсь, английский друг, – окликнул Ричард, протягивая к нему руку – Где у вас есть парламент, премьер-министр и мистер спикер?
– Далековато отсюда будет, приятель, – ответил прохожий постарше, даже не пытаясь говорить медленнее или отчетливее. – Я бы на твоем месте взял такси. Или еще можно на автобусе. Понимаешь? Автобус?