Эта страшная и смешная игра Red Spetznaz
Шрифт:
– А если он вдруг разозлится и стрельнет в тебя из пулемёта?
Представив себя неживым, кокетливый датчанин быстро сник.
Мягкая от морского песка и вековой сосновой пыли дорога плавно качала их на спинах тёплых бронированных «восьмидесяток». Гудел о чём-то своём, богатырском, перебивая иногда шум мощного дизеля, Николас; спорил с земляком весело, но по-немецки, рыжий верзила; молчал, чему-то непроницаемо улыбаясь сквозь свои маленькие чёрные очки, Макгуайер.
Сердце Бориски опять неприятно дрогнуло, когда он заметил, что капитан Глеб наклонился к открытому
Колонна в очередной раз остановилась.
«Ну, ведь рано же опять! Он что, забыл?!».
Но большинство однополчан правильно поняли, что им представилась ещё одна возможность подымить сигаретами на свежем воздухе.
Не обращая внимания на их оживлённое переругивание, Глеб пошёл по дороге вперёд. Метрах в двадцати от головного бронетранспортёра, справа, на обочине, на большой серой сосне висел похоронный венок. Выгоревшие на солнце красно-белые искусственные цветы, их зелёные проволочные стебли и тусклые листья нехорошо выделялись на чешуйчатой бронзе живого дерева.
На старую фанерную полочку под венком капитан Глеб бережно положил свои розы.
Забавный жизнерадостный люд около боевых машин как-то понемногу, тихо толкая друг друга, кивая головами и оглядываясь, замолк. Выскочил к ним из кустов, застёгивая штаны и облегчённо посвистывая, крохотный Стивен, собрался, было, сказать товарищам что-то пошлое, почти смешное, но, сконфузившись этой общей неожиданной тишиной, тоже удивлённо вскинул брови в молчании.
Минуту Глеб постоял у печальной сосны.
…Около самых БТРов он поднял голову и далёким прозрачным взглядом обвёл своё войско. Похлопал себя по карманам.
– Закурить?
Мэрфи бросился к нему с пачкой сигарет.
– Нет, приятель, не то….
Остальные, ожидая объяснения, продолжали тактично молчать.
– Прошло уже двенадцать лет. Военные объекты здесь везде… Командир дальней части вёз тогда по этой дороге свою дочку в город, на школьный вечер. Он знал, что по лесу мало кто из гражданских ездит, только лесники иногда. Но в тот день навстречу их машине, из-за вот этого поворота выскочил такой же вот, как наш, на полной скорости…
Глеб махнул рукой на БТР.
– Все взрослые и солдаты остались живы, даже не поранились никак. А девочка, школьница.… Погибла. Прямо здесь. Банты были белые такие, все говорят до сих пор, что банты были большие у неё…
– Вот. Помните седого офицера на стрельбище?
Многие кивнули.
– Это её отец.
Сильно разнёсся по тёмному лесу вздох Николаса.
– Бориска, будь другом, принеси сюда мою поклажу. Нет, не одежду…
На большом ровном пне на другой стороне дороги Глеб раскрыл рюкзак и выставил наверх две бутылки водки, затем, удобно подхватив, поднял его из глубины ещё и объёмистый бумажный свёрток.
– Пирожки от Любани. Для всех наших передала.
На русскую речь капитана Глеба откликнулся только Бориска.
– Это памятная еда, мемориальная, понятнее чтобы вам было.… Дочь Виктора просила, чтобы мы выпили за него, за его душу. И закусили.
– За всех, за них…
В полном молчании мужики встали у пня угрюмым кругом. Неожиданно
Сухо, с трудом, но всё равно жевал поджаристый маслянистый пирожок усатый механик головного БТРа, прислонившись в стороне к маленькой осинке.
…И снова среди тёплых деревьев и моховых бугров на обочинах продолжали журчать мощными движками стремительные бронетранспортёры. Веселиться никто уже не хотел, коллективу уже пристало с утра утомиться.
Когда проезжали посадочные дубовые кварталы, на несколько секунд справа по борту мелькнуло море, жёлто сияющее после полудня в промежутках густых, ровных и пока ещё невысоких деревьев.
Оружейник Хулио склонял старшего лейтенанта к измене. Он очень хотел знать калибр крупнокалиберного пулемёта на их БТРе. Но военный действительно его не понимал и поэтому был пока честен перед Родиной. В своём желании Хулио дошёл даже до того, что стал пальцами показывать старлею неприличную дырочку.
– Чего это он?
Растерявшись, военный командир оглянулся на Глеба.
– Про калибр спрашивает. Ответишь?
– Какие проблемы, переводи! Скажи супостату, что калибр вот этого пулемёта, КПВТ, четырнадцать с половиной миллиметров, и этого вполне достаточно для успешного решения всех задач, поставленных перед нами командованием! Во как!
Выпалив тайну, старший лейтенант поднял большой палец вверх. Довольный ответом Хулио сделал примерно так же.
На последней остановке Бориска, с молчаливого согласия Глеба, перескочил к нему на броню пососедствовать, посоветоваться. Пяти минут разговора хватило, чтобы он окончательно успокоился и заулыбался. Пока ещё было время, они принялись вместе слушать и отгадывать голоса ближних птиц.
Бориска узнал кукушку и соловья. Остальных после него определял Глеб.
В высоте чёрного ясеня глухо угукнула какая-то крупная особь. Глеб сложил ладони крест-накрест, сжал их большими пальцами вместе, поднёс ко рту. Подмигнул Бориске и очень похоже угукнул в ответ.
– Ого! Это кто такой?!
– Вяхирь, дикий голубь. Вон справа, на нижней ветке.… Да, да на сломанной. Видишь? Серенький такой, с белой полоской на шее. Они крупнее, чем городские голуби, и живут обычно по частым лиственным лесам.
– А почему ты именно его так хорошо передразнивать научился?
Спугнув сильным и чистым смехом доверчивую птицу, Глеб Никитин повернулся к Бориске.
– Это очень древняя история. Если я когда-нибудь вздумаю в твоём присутствии неприлично много хвастаться, то скажи мне одно только слово – «вяхирь» и я тут же замолкну. Точно. Клянусь здоровьем доброго Хиггинса!
– А почему?
– Потом, при случае как-нибудь расскажу.
В их негромкую и безобидную беседу начали понемногу вклиниваться два немца, Мерфи и оружейный бог Хулио. Эти спорили на корме БТРа про вторую мировую войну. Англичанин кипятился, вспоминая какие-то некрасивые фашистские поступки в те годы, итальянский союзник Хулио был на стороне бременского Крейцера. Драться они пока не собирались, но голоса их звучали с каждой минутой дискуссии всё напряжённей и твёрже.