Эта свирепая Ева
Шрифт:
Чем дальше в тайфун, тем сила сотрясений все возрастает. Самолет вибрирует, от внезапного рывка начинает казаться, что сердце и желудок срываются с места и кровь хлещет по всем внутренностям.
Кое-как добравшись в этом кувыркающемся мире до специального люка в носу, бортметеоролог сбрасывает первый зонд. Вскоре на острове получают первые сведения: радиус тайфуна 150 километров, ветер - 85 узлов, давление - 700 миллибар.
Второй зонд дает возможность установить температуру, точку росы *, высоту по давлению и другие столь же необходимые сведения. Бедный лейтенант Фузиль после серии акробатических упражнений возвращается на место и, ухватившись за укрепленное над его сиденьем кольцо, повисает на нем. Намертво
Фузиль решает сбросить третий зонд. Новый цикл цирковых трюков. Но тут происходит неприятная история: зонд запутывается в пропеллере крайнего правого мотора, машина выходит из строя. Приходится выключить соответствующий мотор, на левом крыле.
В это время что-то начинает щелкать по иллюминатору по правую руку от Фузиля. Он легко догадывается о причине: это вылетают заклепки из обшивки правого крыла. Они как бы превращаются в пули, грозящие пробить иллюминатор и разгерметизировать самолет. К счастью, сверхпрочное, четырехслойное стекло выдерживает. Пока выдерживает.
В моменты перегрузки концы крыльев начинают изгибаться. Между самолетом и тайфуном происходит напряженная борьба, в содрогание воздушного корабля врывается серия частых глухих ударов, в них заключено все, что может дать соединение стремительности и неистовой силы. Может быть, самолет не переламывается только потому, что у него не хватает времени согнуться в одну сторону, до того как его перегибает в другую.
Ясно одно - это начало конца. Каждый задает себе вопрос: до каких же пор можно выдерживать такое внутреннее напряжение? Кто первый сдастся? Самолет или тайфун?
Ева Cap бледна, но ни одного звука жалобы не раздается из ее уст. Она крепко вцепилась в штурвал и твердит про себя, как молитву, как заклинание: "Сестра моя Ева! Будь милостива!" Может быть, где-то в глубинах подсознания возникает это заклинание, как отголосок, как память о таинственной первобытной магии ее далеких предков.
"Сестра моя, Ева, мы с тобой дети одной природы, не губи же меня и моих храбрых товарищей..."
Правое крыло самолета отваливается вместе с моторами. "Летающая крепость", кувыркаясь, начинает падение в бушующий океан с высоты трех тысяч метров. Катапультироваться бесполезно: та же верная гибель.
"Сестра моя Ева..."
Из дневника Андрея Апухтина
Остров Равенуи. 25 августа.
Самолет не вернулся. И нет никакой надежды, что экипаж уцелел. Однако данные, поступившие с "метеобоинга", позволяют установить точные координаты и путь движения "Евы". Завтра "Академик" выходит в океан на свидание с этой свирепой дамой.
Она не только свирепа, но и капризна. И тут она выкинула коленце: по сведениям "ОКО", она внезапно оказалась вовсе не там, где ей полагалось быть по прогнозам. "Тайфун - великий выдумщик, - говорил мне капитан Лех.
– Порой он движется в направлении, прямо противоположном тому, которое предписывают ему все до сих пор открытые законы. Он сам пишет себе законы и уставы..."
Готовимся к выходу в океан. Из всего научного состава Кудояров отобрал для участия в эксперименте всего пятьдесят человек плюс шесть гостей: французы - знаменитый тайфунолог Марсель Депре и виднейший метеоролог Поль Гранбуа, немцы, из Германской Демократической Республики - профессор Курт Штоль (физика моря) и доктор Отто Линдеман (физика атмосферы), поляк Томаш Хыхла, океанолог, и чех Ян Роубал, магнитолог.
Усиленно добивается включения в состав участников эксперимента наш скряга Киперфлак, этот, по выражению капитана Леха, "пустяковый человек". Что же двигало его на участие в этом небезопасном предприятии? Я случайно узнал эту тайну. При всей
Мне он сказал только: "Ну, как корреспондент и летописец похода, пойдем на "Еву"?"
И услышав ответ, в котором не сомневался, сказал только "лады!".
Глава XVIII. ГЛАЗ ДРАКОНА
И придет день, когда молнии
и вихри покорно лягут к ногам
человека, и демоны моря, как
послушные псы, будут лизать
ему руки.
Селим из Магриба,
арабский географ и моревед
XIV века
Восход солнца в это раннее утро был необычайный, ослепительно ярок. Все оттенки алого и красного с золотом на фоне голубого неба представляли незабываемую картину.
Апухтин и капитан Лех стояли на берегу, и журналист не мог сдержать восхищенного восклицания:
– Здорово! Первый раз в жизни вижу такую красоту! Ведь сказочно красиво, правда, Лех Казимирович?
Капитан Лех слегка покряхтел и многозначительно сказал:
– Дайте срок, Андрей Сергеевич, будет еще красивее...
Апухтин не разгадал зловещего смысла, таившегося в этой фразе: небесная феерия была верным предвестником приближения урагана.
Потом взгляды их обратились к "Академику", стоящему в бухте. Его было не узнать: двое суток на борту корабля кипела напряженная работа, к которой привлекли весь экипаж, научный персонал и свободных от службы авиатехников берега. По последним данным с "ОКО", "Ева" сделала новый пируэт и шла теперь в направлении острова Пасхи. Затем на ее пути лежал остров Равенуи, следовательно, тайфун был уже близко. За двое суток штурманскую рубку разобрали и на месте ее появился стальной обтекаемый бункер, в котором сосредоточили приборы управления автоматическим капитаном, рулем, связь с антеннами и, как заметил Апухтин, там была еще панель неизвестного ему назначения. Это было устройство для дистанционного управления "Перехватчиком ураганов". Так выглядел КП корабля.
С верхней палубы было убрано все, что могло послужить пищей для ярости ветра и волн: "Академик" был "тайфунным кораблем", построенным по особому проекту. Мачты с укрепленными на них приборами ушли в специальные шахты в глубине корабля. Огромные шары, в которых были заключены параболические антенны, до половины притоплены в выемки верхней палубы, отчего профиль "Академика" приобрел очертания трехгорбого верблюда. Шлюпбалки* были сняты и уложены в специальные гнезда, а шлюпки убраны в предназначенные для них камеры (Кудояров сказал, что спасательные средства, кроме индивидуальных, не понадобятся до конца рейса, так как в тайфуне с мощностью "Евы" все равно будут бесполезны). Бьющееся оснащение лабораторий было тщательно упаковано, а наиболее ценный и хрупкий научный инвентарь, который не понадобится в генеральном эксперименте, свезен на берег.
Внутренние помещения судна были наглухо закупорены. Но оригинальная система вентиляции (кстати сказать, позволившая отказаться от палубных грибков-вентиляторов) снабжала воздухом население "Академика", а телефон обеспечивал надежную связь КП с любым уголком корабля.
Во время рейса в тайфуне категорически запрещалось кому бы то ни было показываться на палубе.
"Академик" полным ходом шел в лоб урагану. Феерия восхода солнца уже окончилась, на небе было чисто, и только небольшие перистые облачка, легкие, как акварельные мазки, кое-где затмевали его безмятежное чело. Но это была обманчивая безмятежность...