Эти лживые клятвы
Шрифт:
– Что случилось?
Я сжимаю руку в кулак, чтобы скрыть порез на ладони.
– Ничего. Просто порезалась.
– Просто порезалась? Ты можешь подхватить инфекцию. – Она кивает в сторону спальни. – Пойдем. Я могу помочь.
Я знаю, что она меня не отпустит, и следую за ней в крошечную спальню. В комнате стоит шаткий комод и кровать, которую она делит с дочерью. Я сажусь на край постели и смотрю, как она закрывает за собой дверь и достает лекарства.
Она опускается передо мной на корточки и наносит на порез мазь.
– Он появился, когда ты достала эти
Пока мазь впитывается в кожу, я стараюсь сидеть неподвижно. Срастаясь, плоть зудит.
– Да. Мне просто нужно немного поесть – и немного поспать.
Ник обращает на меня полный недоверия взгляд темных глаз.
– Поспать? Бри, ты так вымотана, что я не уверена, что тебе поможет что-то, кроме комы.
Я смеюсь – или пытаюсь смеяться. Больше всего это напоминает жалкое хныканье.
Как же я устала.
– Когда тебе вносить следующий платеж тете?
– Завтра, – при мысли об этом у меня появляется ком в горле. Мне семнадцать, но, если все будет продолжаться в том же духе, я буду должницей своей тетушки до конца жизни. Девять лет назад, когда мама нас бросила, а дядя Девлин умер, мы с сестрой подписали магический контракт, по условиям которого должны служить мадам Ви и каждый месяц платить ей ренту. Тогда это казалось разумным: все лучше полной неопределенности судьбы сирот. Но мы были маленькими девочками и не знали, что такое сложные проценты и каким коварным может быть водоворот санкций. Точно так же, как Фаун не до конца понимала условия контракта, который подписывала с Горстом.
– Из-за нас, – сказала Ник, протягивая руку за марлей, – тебе снова не хватит денег.
– Оно того стоит, – шепчу я.
Ник крепко зажмуривается.
– Этот проклятый мир уже ничего не спасет, – Ник понижает голос, несмотря на то что Фаун может услышать нас, только если будет подслушивать под дверью. – У меня есть друг, который может дать тебе работу.
Я хмурюсь.
– Какую? – Мне нужно столько денег, сколько не заработать ни на одной работе. – Если уж на то пошло, я вполне могу работать и на Крейтона Горста.
– Крейтон будет забирать половину твоего заработка, – Ник с грустной улыбкой берет меня за руку. – Я знаю фейри, которые готовы много заплатить за компанию красивого человека – и еще больше, если ты согласишься на заключение уз. Гораздо больше, чем может предложить Крейтон.
– Фейри?
Я качаю головой. Уж лучше связаться с похотливыми клиентами Крейтона. Раньше люди верили, что фейри – наши хранители. Раньше, до того как открылись порталы, они являлись нам в своих призрачных формах – в виде теней или похожих на живое существо фигурах, мелькнувших среди деревьев.
Мой народ называл их ангелами. Мы поклонялись им и молились, чтобы ангелы оставались рядом с нами, защищали нас, присматривали за больными детьми. Но, когда небеса разверзлись, а ангелы наконец оказались здесь, они не стали нас защищать.
Потому что фейри – не ангелы. Они демоны. Они пришли, чтобы эксплуатировать нас, воровать наших детей и использовать людей для размножения. Они обманом
«Это лучше, чем ничего, – говорят те, кто поддерживает Семерых. – Это начало».
Или еще хуже: «Если люди не хотят, чтобы их продали фейри, они не должны влезать в такие большие долги».
– С чего им платить, когда они могут просто очаровать женщину и заставить ее сделать все, что только пожелают? – спрашиваю я у Ник.
– Говори тише! – она вытягивает шею и проверяет, закрыта ли дверь. – Не все слухи о них – правда. И мой друг может…
– Это не обсуждается. Я найду другой способ.
Я точно знаю, что никогда не буду доверять фейри.
– Я волнуюсь за тебя, – говорит Ник. – В этом мире наша самостоятельность – это все, что у нас есть. Не позволяй загнать себя в угол. Не позволяй отчаянию влиять на твои решения.
Как позволила повлиять Фаун.
– Не позволю, – обещаю я, но мне кажется, что я просто зря сотрясаю воздух. Я уже знаю, что это ложь. Я работаю не покладая рук и ворую столько, сколько могу унести, но денег все равно не хватает.
Даже если бы я была согласна продать свое тело – а я не согласна, – я не хочу иметь ничего общего с фейри. И мне плевать, сколько они за него предлагают. В жизни есть вещи важнее денег. И даже важнее свободы. Например, две маленькие девочки, которых не нужно было бросать ради побега с любовником-фейри.
– Я тебя слышу, – говорит мадам Вивиас, как только моя рука касается дверной ручки.
Я крепко зажмуриваюсь. Надо было войти через подвальную дверь. Время уже перевалило за полночь, и у меня нет сил ни на одно ее поручение. Я опускаю голову, поворачиваюсь к ней и делаю небольшой реверанс.
– Здравствуйте, тетя Ви.
– Здравствуй, – говорит она, положив руку на бедро. – Завтра полнолуние.
– Да, мэм.
– Ты принесла мои деньги?
Я не отрываю взгляда от ее пальцев. На каждом из них сверкает кольцо, и каждое из этих колец могло бы покрыть оплату за этот месяц. Я не поднимаю головы. Она не увидит в моих глазах страха. Я не предоставлю ей такого удовольствия.
– Принесу завтра, мэм.
Она молчит так долго, что я осмеливаюсь поднять на нее глаза. Она касается шеи, поправляя толстые цепочки с драгоценными камнями, и хмуро смотрит на меня.
– Если ты не принесла их сегодня, как же ты выплатишь их завтра?
Плохо дело.
Но, пока официально не станет слишком поздно, я этого не признаю. Каждый раз, когда нам не хватает денег, срок нашего контракта продлевается, а оплата становится выше. Это порочный круг, вырваться из которого мы не можем.