Эти разные, разные лица
Шрифт:
– А можете ли с ходу сказать, какой период жизни был у вас самым счастливым?
– Когда внучка родилась. Моя руководительница ролей мне тогда не давала, а я подумала: "Слава тебе, Господи! У меня теперь внучка, и не надо мне никакой работы."
– У вас одна внучка?
– Одна. Сын умер в октябре 1991 года. Раньше него не стало моего мужа, Семена Михайловича, замечательного актера и удивительной скромности человека. Теперь у меня уже правнуки.
А так, что еще в жизни осталось? Лавочка у подъезда и телевизор. Смотрю новости, передачи, фильмы. Мне все интересно, от жизни стараюсь не отставать. Вот так.
Владимир Федоров
САМЫЙ МАЛЕНЬКИЙ ЯДЕРНЫЙ ФИЗИК
Владимир Федоров не перестает удивлять. Иногда кажется,
Когда-то он был ядерным физиком, написал несколько десятков научных трудов. Сейчас работает в Московском театре "У Никитских ворот", играет в четырех спектаклях: "Ромео и Джульетта" (роль Аптекаря), "Фанфан-тюльпан" (Лебелье), "Невидимка" (Харстер) и "Два Набокова" (главная роль - Добсон). Среди главных увлечений его жизни - джаз, искусство абстракции и современная электроника.
Впервые я увидел Владимира Федорова в фильме "Через тернии к звездам". Помню, эта лента произвела на зрителей ошеломляющее впечатление своей необычностью: странные герои, мрачная планета, ужасающая пена, пожирающая все живое, горы трупов, причем и "плохих", и "хороших". Не говоря уже о том, что впервые в кино заговорила экологическая тема, оттого странной казалась пометка "фильм - детям". Но самым неожиданным стало появление главного злодея - некого Туранчокса, страшного фанатика, мерзкого гения. Когда он выскочил из-за стола и показался во весь рост, ахнули не только герои фильма, но и зрители: "Да он карлик!" Это было весьма эффектно.
Не знаю, для кого как, а для себя я открыл доселе неизвестного актера - Владимира Федорова. Уже потом я увидел его в более ранних работах: "Руслан и Людмила", "12 стульев", "Дикая охота короля Стаха", "Любовные затеи сэра Джона Фальстафа", "После дождичка в четверг". Узнал, что играет он в театре "У Никитских ворот", а до этого работал в НИИ, был ученым-физиком. Квартира у Федорова - нечто особенное. Его комната представляет собой настоящую лабораторию радио- и телеаппаратуры: тысячи проводов, инструментов, неведомых обычному человеку железяк и приборов.
– Эта комната всегда вызывала нездоровую реакцию у известных органов. Их не покидала надежда найти здесь что-нибудь компрометирующее меня,поясняет Федоров.
– Кем вы сами себя считаете, Володя? И кино, и театр, и наука, и аппаратура. На полках - ваши скульптуры и абстрактные конструкции из металла. Кто вы?
– Я художник. В широком смысле слова. И, как ты понял, имею отношение к абстрактному искусству. Но все эти мои работы сделаны очень давно, когда даже говорить об этом было опасно. В свое время в секретном НИИ, где я работал, замдиректора по режиму кричал с трибуны: "Сейчас, как никогда, а нам, как никому, надо повышать бдительность! Достаточно сказать, что среди нас есть научный сотрудник - абстракционист!" С тех пор я был этим заклеймен.
– Но в такой солидной организации вас все-таки терпели.
– Недолго. И поводов для расставания со мной было предостаточно. Так как я обладаю таким очевидным своеобразием, совершенно естественно в свое время у меня возник комплекс неполноценности. Он есть у каждого человека, но у меня в период ранней юности он был довольно высоким. Я был совершенно невостребован как юноша, из-за чего появилась потребность найти какие-то компенсаторные механизмы, с помощью которых я мог бы себя должным образом "достроить и раскрасить". Я стал создавать так называемые "птихи". Есть триптихи, а я генерировал одноптихи, дваптихи и многоптихи. Это миниспектакли, маленькие произведения искусства, где я являюсь автором, исполнителем и зрителем.
–
– Нет, почему же. Вот, например, была такая ситуация. В свое время все так любили Леонида Ильича, что даже не знали, как уж эту любовь выразить. И как-то предложили развернуть кампанию по "одобрению встреч Леонида Ильича с руководителями братских стран". Дело в том, что он принимал их, находясь на отдыхе в Крыму. И вот была выработана элементарная технология, когда все кругом собирались на открытых партийно-комсомольских собраниях и принимали резолюцию о единогласном одобрении встреч.
Собрались и мы. Приехали представители из райкома и горкома, из режимных структур, главка и т.д. Зачитывается текст, начинается голосование. "Кто за?" Лес рук. "Кто против?" Моя рука. Одна рука, тем более моя, всегда заметна. "Владимир Анатольевич, вы против?" Может, человек замешкался... Я говорю: "Да". Все. Это самое типографское "единогласно" уже ставить нельзя. В зале - тишина. "Ага. С мозгами у него не все в порядке". Но механизм на режимных предприятиях с колючей проволокой по периметру в таких случаях срабатывает простой. В мою сторону уже стали направляться... Все-таки слово мне предоставили, а я уже в ту пору снимался. Но так как я был не профессиональным актером, мне нужны были подобные испытания на публике. И я начал: "Я считаю...- Через длинные паузы.- Что мы не должны... мы не можем... мы не имеем права... не одобрить эту резолюцию. Я считаю, что мы просто обязаны не только одобрить, но и... сердечно... от всей души поблагодарить... лично Леонида Ильича за то, что тот, находясь в законном отпуске, гарантированном Конституцией, не жалея ни сил, ни здоровья..." и т.д. и т.п.
И любое собрание я старался превратить вот в такой "хэппининг".
– То есть, можно сказать, что ваш приход в кино был закономерным?
– Нет, случайным. Я был женат три раза, и первая жена была из театральной среды. Причем это была очень красивая девушка, в то время, как я был совершенно серым человеком как личность. Более того, юность у меня была непростой, необеспеченной. Я рано остался без родителей с двумя младшими братьями на руках. Все они, как и родители, были физически нормальными людьми, а я неожиданно родился вот таким человеком-таксой, при нормальном туловище - короткие руки и ноги. На самом деле такие характерности встречаются часто, только выражены они в разной степени. У моего деда были короткие ноги при длинном туловище, а мне передалась эта особенность в большей степени выраженности. И когда я завоевал красивую, лишенную каких бы то ни было физических недостатков, много моложе себя девушку, среда, в которой мы находились, была этим возмущена. Оценка личности в ту пору была невысока, важна была внешность, положение. Неслучайны были такие разговоры: "Таня вышла замуж!" - "Ну и как?" - "Ой, муж такой хороший, такой большой!" То есть достаточно было быть большим, чтобы брак был удачным. А большой дурак или большой умница - неважно.
Так вот, появился вдруг начинающий актер, тогда еще студент, Толя Шаляпин. И увел у меня жену. При этом обосновал свой поступок в ее присутствии так: "Я не говорю о том, что вы ее биологически не достойны. Но я хочу спросить: что вы можете ей дать с вашей ядерной физикой и логарифмической линейкой?" И я понял, что он прав. Я, человек, выросший на любви к точным наукам, к технике, физике, математике, не смогу стать ни актером, ни человеком, хоть как-то соприкасающимся с этой профессией. Я был совершенно сражен и даже близок к самоубийству. Слава Богу, во мне было слишком много всего, что помогло встать на ноги: довольно неплохо складывалась научная карьера, увлекался джазовой музыкой, абстрактным искусством, а вскоре меня находит ассистент режиссера Птушко с приглашением на роль Черномора в сказку "Руслан и Людмила". Как мне сказали, до меня пробовался Ролан Быков, но взяли меня чисто из-за фактуры. А после пошло-поехало. Не успевал отсняться в одном фильме - приглашали в другой.