Этика для нового тысячелетия
Шрифт:
Болезненные эмоции к тому же ещё и бесполезны. Чем больше мы им уступаем, тем меньше места в нашем уме остается для положительных свойств – для доброты и сострадания, – и тем менее мы способны решить собственные проблемы. И в самом деле, нет такого случая, когда бы разрушительные мысли и чувства помогли то ли нам самим, то ли кому-то другому. Чем сильнее мы гневаемся, тем более сторонятся нас люди. Чем более мы подозрительны, тем более отрываемся от окружающих и таким образом становимся все более одинокими. Чем более мы похотливы, тем менее мы способны наладить хорошие взаимоотношения с людьми и опять же оказываемся в одиночестве. Подумайте о человеке, чья деятельность в основном направляется болезненными эмоциями, или, говоря иначе, грубыми привязанностями и антипатиями:
Нет более очевидного примера бесполезности болезненных эмоций, чем случай гнева. Когда мы гневаемся, мы уже не в состоянии быть сострадательными, любящими, щедрыми, прощающими, терпимыми и терпеливыми. Таким образом, мы лишаем себя всего, из чего состоит счастье. Гнев не только мгновенно уничтожает наши критические способности, он ведет к ярости, злобности, ненависти и злонамеренности, – и каждое из этих чувств всегда негативно, потому что прямо направлено на причинение вреда другим людям. Гнев приносит страдания. И в конечном итоге он приводит к боли стыда. Например, мне всегда нравилось чинить наручные часы. Но я могу припомнить несколько случаев, когда, будучи мальчишкой, я совершенно терял терпение, ковыряясь в их крохотных деталях, а потому хватал механизм и брякал его об стол. Конечно, позже я очень сожалел об этом и стыдился своего поведения, – особенно однажды, когда мне пришлось вернуть часы их владельцу в состоянии куда худшем, чем они попали ко мне в руки.
Эта история, сама по себе незначительная, также напоминает о том, что, хотя мы можем обладать материальным изобилием – хорошей пищей, красивой мебелью, отличным телевизором, – все же, когда мы гневаемся, внутренний покой мы теряем. Мы не можем наслаждаться даже завтраком. А если гнев становится привычным состоянием, какими бы образованными, богатыми или могущественными мы ни были, – люди все равно начнут просто-напросто избегать нас. Они скажут: «О, да, он очень умен, но у него, знаете ли, уж очень плохой характер», – и будут держаться от нас подальше. Или они скажут: «Да, она невероятно талантлива, но уж очень легко выходит из себя. Вам бы лучше поостеречься». Точно так же, как мы с опаской смотрим на собаку, которая постоянно рычит и скалит зубы, мы держимся осторожно с теми, чьи сердца постоянно кипят гневом. Мы лучше обойдемся без них, чем станем рисковать и нарываться на очередную вспышку.
Я не отрицаю того, что при страхе тоже вспыхивает некий «первичный» гнев, который мы ощущаем скорее как прилив энергии, чем как усиленное рассудком чувство. Предполагается, что такой вид гнева может привести к положительным последствиям. Нетрудно представить гнев при виде несправедливости, который заставляет кого-то действовать из альтруистических побуждений. Тот гнев, что заставляет нас спешить на помощь человеку, на которого напали на улице, можно оценить положительно. Но, если гнев простирается далее столкновения с несправедливостью, если он становится личным и превращается в мстительность или злонамеренность, тогда появляется опасность. Когда мы совершаем нечто неправильное, мы способны осознать различие между собой и негативным действием. Но мы зачастую не способны отделить поступок от деятеля, если это касается других. А это показывает нам, как ненадёжен даже по видимости справедливый гнев.
Может показаться, что это уж слишком – утверждать, что гнев совершенно бесполезная эмоция; но мы можем спросить себя – утверждал ли кто-нибудь когда-нибудь, что гнев может приносить счастье? Такого не случалось. Какой врач пропишет вам гнев в качестве лекарства от болезни? Никакой. Гнев может лишь повредить нам. В нем нет ничего полезного. Пусть читатель или читательница спросят себя: чувствую ли я себя счастливым, когда гневаюсь? Разве мой ум становится от этого спокойнее, или, может быть, расслабляется мое тело? Или же наоборот – при гневе мы ощущаем напряженность всех мышц и беспокойство
Если мы хотим сохранить мир и покой в нашем уме, а тем самым и счастье, то мы, соответственно, наряду с более рассудительным и беспристрастным взглядом на собственные негативные мысли и чувства, должны воспитывать в себе твердую привычку сдерживать их. Отрицательные мысли и эмоции – это то, что подталкивает нас к неэтичным поступкам. Более того, болезненные эмоции являются также источником и нашего собственного внутреннего страдания – поскольку являются основой для разочарования, волнения, чувства незащищенности, тревожности и даже полной потери чувства собственного достоинства, без которого нет и уверенности в себе, – и неспособность сдерживать их означает, что мы так и будем пребывать в состоянии постоянного умственного и эмоционального дискомфорта. Внутренний покой станет недостижим. Вместо счастья появится ощущение беззащитности. А отсюда недалеко и до беспричинных страхов и депрессии.
Некоторые полагают, что, хотя, быть может, и правильно – обуздывать чувство сильной ненависти, которое может довести нас до жестокости и даже до убийства, – все же нам грозит опасность утратить собственную независимость, если мы будем сдерживать эмоции и тренировать ум. На деле все наоборот. Подобно противоположной паре, любви и состраданию, гнев и болезненные эмоции никогда не могут быть израсходованы до конца. Скорее им свойственно разбухание, как реке, которая разливается летом, когда в горах тают снега, – и наш ум, вместо того, чтобы освободиться от них, попадает в рабство и становится беспомощен перед ними. Если мы даем волю своим негативным мыслям и чувствам, то неизбежно привыкаем к ним. А в результате мы постепенно становимся все более склонны к ним и все более подпадаем под их влияние. И постоянно взрываемся при любых неприятных нам обстоятельствах.
Внутренний покой, являющийся основной характеристикой счастья, и гнев не могут сосуществовать, они взаимно разрушают друг друга. Ведь негативные мысли и эмоции разрушают сами причины мира и счастья. Фактически, если рассуждать правильно, то совершенно нелогично искать счастья, если мы не делаем ничего для обуздания гнева, недоброжелательных и злобных мыслей и чувств. Подумайте о том, что в момент гнева мы часто произносим грубые слова. Грубые слова разрушают дружеские отношения. Но, поскольку счастье возникает в зависимости от наших взаимоотношений с другими людьми, то, если мы разрушаем дружбу, мы уничтожаем одно из основных условий собственно счастья.
Сказать, что мы должны обуздывать гнев и отрицательные мысли и эмоции, не значит утверждать, что нам следует вообще отказаться от чувств. Между отрицанием и сдерживанием есть весьма существенное различие. Сдерживание представляет собой намеренную и добровольную тренировку, основанную на понимании пользы этого занятия. Это очень отличается от простого подавления таких эмоций, как гнев, когда человек делает это лишь потому, что вынужден сохранять видимость самоконтроля, или из страха перед осуждением со стороны других. Вести себя так – все равно что зашить рану, в которой ещё остаётся инфекция. Мы ведь говорим не о соблюдении приличий. Если начинается простое отрицание и подавление, тогда, на мой взгляд, возникает опасность того, что человек начнет накапливать гнев и возмущение. Проблема тут в том, что в какой-то момент в будущем окажется, что сдерживать эти чувства более невозможно.
Другими словами, существуют, разумеется, мысли и эмоции, которые не просто полезно, но даже очень важно выразить открыто – включая и негативные, – и для этого есть более или менее приемлемые способы. Куда лучше открыто воспротивиться человеку или ситуации, чем скрывать свой гнев, накапливать его и вынашивать в мыслях свое возмущение. Но, если мы начнем беспорядочно высказывать дурные мысли и выражать негативные чувства просто потому, что нам необходимо выплеснуть их наружу, – то скорее всего мы потеряем контроль над собой и начнем реагировать неоправданно остро, – по причинам, о которых я уже говорил. Поэтому чрезвычайно важно быть разборчивым и в том, какие чувства мы выражаем, и в том, как мы это делаем.