Это Америка
Шрифт:
— Что? — Алеша притянул к себе газету, и они вместе, затаив дыхание, прочитали статью. В ней рассказывались все подробности зарождения замысла и совершения преступления. От неожиданности Алеша онемел и сидел с широко раскрытыми глазами, а Лиля заплакала:
— Какой кошмар — дойти до убийства! Я ведь видела их в первый раз в Вене. Тогда они уговаривали эмигрантов ехать в Израиль, стояли в обнимку и были похожи на все счастливые семьи.
Алеша медленно приходил в себя, он вскакивал, садился, еще раз пробегал глазами статью:
— Да, просто не верится… А какой это был светлый ум!..
— При встрече в Израиле они уже не казались мне такими влюбленными. Но как она решилась? Как она могла размозжить топором ту самую голову, про которую говорила сенаторам: «У моего мужа такая светлая голова»? Ой — ой — ой!..
— Да, вот до чего могут довести жадность и злоба. Никогда не знаешь, по каким траекториям закрутятся человеческие страсти, если люди ослеплены такими чувствами. Вот уж от любви до ненависти один шаг.
Лиля нервно перебила его:
— Может быть, от любви до ненависти всего один шаг. Таких примеров тысячи. Но убить, убить того, кого любила, — это выходит за пределы всех определений. Знаешь, я уверена: на мысль об убийстве ее натолкнула распространенная в Америке преступность. Жила бы она в своем тихом провинциальном Кишиневе, такое кошмарное решение никогда не пришло бы ей на ум. Это влияние Америки.
— При чем тут Америка? Преступления из-за любви и сменившей ее ненависти совершаются повсюду.
— Нет, это влияние американской преступности, — настаивала Лиля. — Нет, я просто не могу прийти в себя… Достоевский какой-то…
— Хуже, намного хуже. Да, Достоевский описал психологический портрет убийцы, но его Раскольников был преисполнен любви к людям и хотел делать им добро, отдавать награбленные деньги. Его натура даже бунтовала против совершенного им преступления. А у этих Раи с Леонидом, у них не случилось никакого потрясения после того, как они размозжили голову Давида и разрезали его на 66 кусков…
37. Саранск на Делавэре
У Алеши сломался компьютер, и Лиля предложила:
— Попроси Гену Тотунова, мужа Розы, посмотреть, в чем дело. Роза говорила, что он мастер по компьютерным делам.
Как раз в это время Роза и Гена пригласили их на новоселье — они купили новый дом.
За несколько лет после приезда из Саранска Гена закрепился на работе и получил грин — карту как муж гражданки США. Они с Розой прилично зарабатывали, но он так и не чувствовал себя в Америке как дома, всё говорил, что подработает еще и уедет в Россию.
Роза смеялась:
— Ну вот чего тебе здесь не хватает?
— Нет, Америка — это не то, и люди не те. Не вижу перспективы и не могу жить рядом с соседями по дому.
— А какая перспектива жизни в разоренной России? Мама пишет, что в Саранске стало еще хуже, они в деревне питаются только со своего огорода.
— Огород — это хорошо, — мечтательно вздыхал Гена. — Свои овощи, фрукты, ягоды…
Характер Гены был полной противоположностью характеру Розы: она любила компании, выпивку, веселье, а он стремился к полной изолированности. Америка его не заинтересовала, он не читал американских газет, не слушал американского радио, не смотрел телевизор.
Чтобы отъехать от соседей подальше, они присмотрели и купили в пригороде Нью — Йорка старый дом. Гена был мастер на все руки. Он с энтузиазмом и очень умело приводил дом в порядок — укреплял, ремонтировал, обновлял, красил. Во дворе они с Розой развели небольшой огород. Она выросла в доме с огородом, знала, что и как надо делать, посадила помидоры, огурцы, морковку, редиску и даже фруктовые деревья.
Работы было много, а когда все устроили, пригласили на новоселье Лилю с Алешей. Тогда Алеша и привез на починку свой компьютер.
Гена, гостеприимный хозяин, радостно показывал дом, рассказывал, как все устроено. Роза хвалилась огородом. Лиля с Алешей поражались их умению и энергии.
— Моя Роза может сделать все, — приговаривал Гена.
А она сказала:
— Ну вот, теперь мы живем в доме без соседей, Гена совсем не может жить рядом с людьми. Ему бы в лес, с волками и медведями.
Роза любила и умела готовить, приготовила вкусный традиционный обед — мясной борщ с пирожками и бефстроганов, сама много ела, пила, смеялась, пела. Непьющий Гена ел свою вегетарианскую еду — овощной салат, рататуй и орехи, запивал яблочным соком и охотно вел разговоры с Алешей. Алеше были интересны его обширные знания и большая начитанность. Но в его суждениях часто присутствовала некоторая странность. Он обо всем имел свое мнение, свои ссылки и доводы, часто ошибочные, и считал это рецептом для других. О том, что происходит в Америке, он почти совсем ничего не знал, а если и упоминал, то лишь со скептической усмешкой.
После беседы он возился с Алешиным компьютером, все приговаривая:
— Да вы не волнуйтесь, Алексей Семенович, не волнуйтесь.
Он загорелся, бормотал что-то про себя, раздумывал, потом пробовал и довольно быстро все починил. Алеша был поражен его редким умением — теперь можно будет пользоваться интернетом.
— Теперь в интернете вся жизнь, — говорил Гена, — весь белый свет. Обязательно пользуйтесь.
По дороге домой он все удивлялся его мастерству:
— Этот Гена — настоящий компьютерный гений.
А Лиля удивлялась стилю их жизни:
— Ну зачем им два дома? А с другой стороны, куда им девать энергию и деньги без детей?
В Россию Гена не вернулся, но они с Розой съездили в Саранск за ее мамой Марусей. Там он насмотрелся на жизнь русской глубинки, увидел, что все стало еще хуже, и перестал говорить о возвращении. Они привезли постаревшую Марусю к себе, ловкая Роза оформила ей документы как политической беженке. Официально считалось, что Маруся снимает у них комнату, так делали все русские эмигранты, которые приезжали к взрослым детям: родители не платили, а дети списывали с налога комнаты, которые «сдавали».