Это был просто сон...
Шрифт:
— И все же…
— Я уже давно ожидала чего-то в подобного духе, — сказала Клаемь. — Так что эти двое меня не удивили. Удивил Арэль Дорхайон.
— А-дмори леангрош? — переспросила Ирина. — Что же он сделал?
— Разрешил им встречаться, но вступать в брак запретил категорически.
— Вы считаете, это плохо?
— Да. Половинчатые решения всегда плохи сами по себе. Вот и здесь надо было идти до конца. Либо запрещать полностью все, либо давать разрешение — и тоже на все, в полной мере.
— Ну, и пусть встречаются, — сказала Ирина. —
— Этим юным дуралеям, прежде всего, — отвечала Клаемь. — Такой брак слишком неравен… для женщины. Собственно, подобной судьбы злейшему врагу не пожелаешь. И они оба не желают замечать очевидного.
— Но… Они же любят друг друга. Любовь, она способна примирить со многим. Не так ли?
Клаемь вздохнула.
— Как сказать… Кмеле сама не понимает, с чем связывается. Ведь потом, когда ей надоест быть супругой Саттивика, пути назад уже не будет.
— Да с чего вы взяли, что ей надоест? — возмутилась Ирина. — Они любят друг друга и будут счастливы, оба. Почему вы настолько не верите в их счастье?
— Саттивик, тот серьезен, как черная дыра на последней стадии коллапса. Паршивец… достало ведь смелости обратится напрямую к самому а-дмори леангрошу! Зато Кмеле… Сдается мне, Кмеле любит только и исключительно потому, что ей запрещали любить. Теперь любить ей вроде как разрешили, но запретили вступить в брак. Понимаете? Нашей Кмельоме запретили, и теперь она в узел свяжется, но нарушит запрет, — так или иначе. А что будет потом, она не задумывается.
— Да, — сказала Ирина наконец. — Но, знаете, Клаемь, вы их тогда не видели, там, на крыше, тогда, когда мы убегали от бандитов. А я видела. Кмеле — вздорная и взбалмошная девочка, это так, но она прекрасно понимает, что ей нужно. Не беспокойтесь за них. Все у них будет хорошо.
— Мне бы вашу уверенность, — сказала Клаемь. — Поверьте, впервые в жизни я очень хочу ошибиться!
На это Ирина не нашлась, что сказать. У Клаемь огромный жизненный и профессиональный опыт, и Клаемь любит Кмеле, желает девочке только добра, это же видно. И Саттивик Феолэск ей тоже не безразличен. Но добро в понимании Клаемь оборачивается злом для влюбленной пары…
— Мы пришли, — нарушила Клаемь молчание. — Сюда…
Тропинка свернула к живой изгороди. Ирина с радостным удивлением рассматривала вьющееся растение, приспособленное под забор, — у него были крупные резные листья родного густо-зеленого цвета. Из-под каждого листа свешивалась тонкая гирлянда сложного соцветия, похожая на миниатюрный фонарик. В центре каждого бледно-розового "фонарика" находился еще один цветок, теплого желтого оттенка, а синие "фонарики" могли похвастаться белой сердцевиной… Клаемь смело отвела свисающие на дорогу побеги:
— Идемте.
Ирина уже бывала здесь — давно, когда Алавернош вытащил ее и Фарго с берега озера. Но тогда она была слишком потрясена и взволнована, чтобы хорошенько рассмотреть и запомнить увиденное. Ну, что ж, сейчас у нее появился второй шанс…
Небольшой, уютный двор, дорожки — не из гравия,
Алаверноша они нашли за домом. Он сидел прямо на траве, задумчиво рассматривая развернутое в воздухе голографическое изображение. Логично было бы предположить, что это какое-нибудь пособие по садоводству, но нет, изображение пестрело графиками, а столбики иероглифов метаязыка Оль-Лейран недвусмысленно складывались в какие-то сложные математические расчеты…
Увидев гостей, Алавернош отключил экран и поднялся. Клаемь сложила руки жестом приветствия. Ей, оказывается, хорошо известен был этот безмолвный язык. "А если вдуматься — ничего удивительного", — сообразила Ирина. — "Ведь Клаемь сама с рождения была обречена на молчание. Не с младенческого же возраста ей поставили синтезатор голоса!"
Ирина, ничего не понимая в безмолвном разговоре, начала осторожно оглядываться по сторонам. Насыщенный бордовый цвет привлек вдруг внимание. "Бог ты мой! Неужели это розы?!" Не веря своим глазам, Ирина подошла поближе.
Да. Это были именно розы. Крупные, темно-бордовые, с шипами. Но отличия от тех, что росли возле Ирининого дома, все же были. Три крупных листа на одной ножке вместо пяти небольших, куст не такой высокий, ствол темно-фиолетовый, зелень листьев слишком темная, с фиолетовыми прожилками… Но как похожи! С первого взгляда да с расстояния не отличишь. Ирина осторожно провела кончиками пальцев по лепесткам. Даже запах был тот же — тонкий, едва различимый розовый аромат…
Опомнившись, Ирина обнаружила, что Клаемь и Алавернош смотрят на нее.
— Простите, — смутилась она. — Эти цветы… У меня дома росли такие же.
Алавернош жестом велел ей передать ему пакет с больным цветком. Клаемь, видно ему, рассказала, в чем дело.
— Так что мне с ним делать теперь? — виновато спросила Ирина.
— Оставите здесь, — перевела Клаемь. — Дней через десять можно будет забрать…
— Но что я сделала не так? — спросила Ирина. — Почему он увял?
Алавернош лишь отмахнулся. Мол, разберусь, не беспокойтесь. Что ж, вот и ладно.
Ирина отвела взгляд. Смотреть на садовника было выше ее сил. Что в нем такого особенного? Не красавец. И вообще не человек, а Оль-Лейран. Но откуда, откуда тогда это мучительное болезненное чувство, будто знаешь его всю свою жизнь, с самого начала, знаешь так, как никогда, наверное, не сможешь узнать даже саму себя?..
— Простите, — сказала вдруг Клаемь.
Она отошла в сторону, подняла к лицу ладонь. В воздухе соткался голографический экран информационной системы. Одновременно вокруг женщины вспыхнуло слабое зеленоватое свечение шатра тишины. Вызов был приватным, и о чем там разговаривала Клаемь со своим, не видимым для Ирины собеседником, оставалось загадкой.