Это было под Ровно. Конец «осиного гнезда» (ил. М.Петрова)
Шрифт:
— Кондратий Филиппович! Старина!
– И он обнял меня.
– Как дела? Говори скорее!
— Все в порядке!
— Провели?
— Сделали все, что можно было сделать, и немножко больше.
— Даже?
— Честно.
— Гасите костры!
– крикнул Петрунин.
Ребята мгновенно забросали костры приготовленной землей, и они погасли. Сразу стало темно. По поляне потек едкий белый дым.
Потом из самолета вылез лейтенант Костя Воронков, и мы обнялись.
— А это что за
– спросил меня шепотом Петрунин.
— Партизаны! Они нас крепко выручили!
На землю сошли пилоты, штурман, механик, радист, стрелок и два бойца, вооруженные ручными пулеметами. Тут же подоспели мои ребята и партизаны. Все знакомились, трясли друг другу руки, засыпали друг друга вопросами, шутили, смеялись.
— Рассказывайте, Кондратий Филиппович, рассказывайте!
– дергал меня за руку Костя.
— Что тебе рассказывать?
– усмехнулся я.
— Расправились?
— Полностью.
— А документы?
— Четыре мешка.
— Вот это да!
– воскликнул Костя.
— И два живых фашиста в придачу!
– подсказал подоспевший Сережа Ветров.
Костя присвистнул. Петрунин наклонился и стал всматриваться в лицо Сережи.
— Наш радист, - представил я смущенного, краснеющего хлопца.
— Ветров!
– в один голос воскликнули Петрунин и Воронков.
— Он самый!
– вынужден был ответить я, так как Сережа молчал.
– А это остальные обитатели Полюса недоступности. Знакомьтесь - Кольчугин, Кольчугина, Логачев, Березкин. Все налицо.
Петрунин и Воронков с искренней теплотой жали руки друзьям, которых до этой минуты знали только по фамилиям.
— А что за фашисты?
– спросил Костя.
— Фашисты знатные!
– ответил ему Фома Филимонович.
– И серьезные…
Окружающие дружно рассмеялись.
— Как это понимать?
И тут Сережа Ветров опять не выдержал, хотя мы и договорились молчать до последней минуты о том, кого мы схватили.
— Майор Гюберт и шифровальщик Похитун, - произнес он и спрятался за чью-то спину.
На короткое мгновение воцарилось молчание. Березкин толкнул в бок "предателя", но было уже поздно.
— Это… это серьезно?
– оторопело спросил Петрунин.
— Серьезно, друже! Сущая правда, - ответил я.
— А где они?
— Совсем рядом. Упакованы и готовы к отправке, - сказал Логачев.
— Вот оно как… - еще не придя в себя от такой вести, пробормотал Петрунин.
– Гюберт и Похитун? Хм… Ну, знаете…
— Сколько пассажиров?
– раздался сердитый бас пилота.
— Восемь, - ответил я.
— А груз?
— Четыре вещевых мешка, личные вещи и оружие.
— Дайте-ка мне провожатого, - сказал пилот.
– Я погляжу поле.
Сопровождать его вызвался Березкин. Вместе с ним пошли и два
— Давайте грузиться, товарищи!
– потребовал второй пилот.
– Через полтора часа начнет светать.
Все отправились за вещами. Гюберт отказался идти. Когда его поставили на ноги, он повалился на землю.
— У моего начальника, видать, заскок приключился!
– произнес Фома Филимонович и постукал себя пальцем по лбу.
– Это бывает. Придется его волоком тянуть.
— Волоком не волоком, а дотянем… - пробурчал рослый партизан, обросший черной бородой. Он без посторонней помощи схватил Гюберта в охапку, легко подбросил и, взвалив на правое плечо, зашагал к самолету.
— Вот каков наш Филя!
– похвастался Трофим Степанович.
– После войны в чемпионы пойдет.
Гюберт извивался, дергал ногами. Филя серьезно и спокойно предупредил его:
— Не ёрзай, не ёрзай, господин, а то уроню.
Похитуну развязали ноги, но он стоял не двигаясь.
— Вам что, господин на тонких ножках, особое приглашение?
– обратился к нему Трофим Степанович.
– Или тоже на ручки хотите? Марш вперед!
Похитун пустился вприпрыжку и скоро догнал партизана, несшего Гюберта.
Со мной рядом шагал Петрунин, и я обменялся с ним мнением по одному вопросу.
Когда началась погрузка вещей, я распорядился:
— Друзья! Пистолеты, автоматы, гранаты, табак и лишнюю одежду оставить Трофиму Степановичу. Быстро!
Карягин смутился, но остался очень доволен.
— Расщедрился ты, майор!
– сказал он.
– А не жалко?
— А как бы вы поступили, будучи на нашем месте?
– спросил его Петрунин.
— Что ж, спасибо… Больше ничего не скажу, - проговорил Трофим Степанович.
А когда я объявил ему, что оставляем отряду радиостанцию с питанием к ней на четыре месяца, он расчувствовался и обнял поочередно меня и Ветрова.
— А уж радиста-то мы отыщем. Есть на примете, - сказал он.
Ветров протянул ему бумажку и наставительно пояснил:
— Берегите ее, как самого себя. Тут всё, позывные, частота, время… Специалист разберется.
— Залезайте, залезайте! Пора!
– строго приказал вернувшийся пилот.
Мы бросились к самолету. Взбирались по лесенке, подавая друг другу руки. Втащили Гюберта и Похитуна.
Опять прощались с партизанами. И пробыли-то мы вместе менее суток, а прощались, как давние знакомые, как закадычные друзья.
Партизаны тотчас побежали к лошадям.
Уже в самолете Сережа Ветров вынул из-за пазухи белку и вручил ее Тане. Зверек вскочил на плечо своей хозяйки и, не обращая никакого внимания на непривычную обстановку, начал деловито отряхиваться и приглаживать свою взъерошенную шубку.