Это было под Ровно. Конец «осиного гнезда» (ил. М.Петрова)
Шрифт:
Сейчас мы сидели в большой комнате, чинно сложив на коленях руки, и с каким-то недоумением переглядывались. В наших ушах еще раздавался грохот гранат, рокот моторов, перед нашим взором еще стояло грозное пожарище.
Представьте себе наше состояние, и вы поймете нас.
Мы молчали, видимо, так долго, что Петрунин, громко рассмеявшись, обратился к Воронкову:
— Пошли, Костя! Им надо отдохнуть.
И тут все мы, словно по команде, всполошились, засуетились, забегали, стали осматривать комфортабельный номер, заглядывать в стенные шкафы, в
Мы увидели, что на диване чья-то заботливая рука аккуратно разложила комплекты чистого белья, нового обмундирования, поясные ремни, носки, носовые платки и сверкающие белизной, хорошо отглаженные подворотнички. У стены ровной шеренгой стояла дюжина пар хромовых сапог.
— Примеряйте, кому какие подойдут,- пояснил Петрунин, - а лишние я потом заберу.
– И тут же спросил, кивнув в сторону вещевых мешков, наполненных документами: - А с ними как?
Я считал, что документы не следует оставлять в гостинице.
— Тогда мы их заберем, - сказал Петрунин.
Он и Воронков взяли по два мешка и, распрощавшись с нами, удалились…
Мы долго натирали друг другу спины, блаженствовали в горячей ванне, полоскались под душем и, кажется, намного превысили нормы потребления горячей воды, определенные для нормальных жильцов гостиницы.
Потом подгоняли обмундирование и обувь. Практичный Фома Филимонович перебрал все двенадцать пар сапог, прежде чем выбрал по душе. Он внимательно проверял подошву, щупал рукой подклейку, мял голенища, нажимал большим пальцем на носки, пробовал прочность задника. Натянув на ноги облюбованную пару, он долго прохаживался по номеру, проверяя, как сапоги сидят на ногах…
Вечером, чисто выбритый, подстриженный, во всем новом, я предстал перед полковниками Решетовым и Фирсановым.
На этот раз доклад мой был очень краток. Я не касался подробностей. Задание было выполнено и, можно сказать, перевыполнено: от нас не требовали доставки Гюберта и Похитуна, а мы их доставили. Я подчеркнул, что без помощи партизан мы, безусловно, не справились бы с разгромом "осиного гнезда".
— Товарищи заслуживают наград, - сказал Решетов и поглядел на Фирсанова.
Тот кивнул головой и произнес:
— Надо затребовать списки участников по радио.
Я подал Решетову уже готовый список, переписанный начисто.
— Вы предусмотрительны, подполковник!
– заметил Решетов.
– Похвально!
Фирсанов сказал, что матери Криворученко назначены единовременное пособие и пожизненная пенсия. Мать и сестра Криворученко уже извещены о гибели сына и брата.
— Но вам придется съездить к ним, - добавил Фирсанов.
– Возьмите на себя эту тяжелую миссию.
— Есть!
– ответил я.
Логачеву, Березкину, Ветрову, Кольчугину и Тане решено было предоставить отпуск и места в подмосковном доме отдыха, а потом уже персонально решать судьбу каждого из них.
— А вас мы никуда не пустим, - произнес Решетов.
– Погостите здесь. Ваша Мария Демьяновна чувствует себя хорошо и самое большее через недельку будет в Москве. Да, да… И больше
— Не возражаете?
– осведомился Фирсанов.
Я только развел руками. Приятные неожиданности и сюрпризы следовали непрерывно.
На третий день, вскоре после завтрака, в наш номер вошел незнакомый подполковник с выправкой кадрового кавалериста. У него было хмурое лицо и папка в руке.
Он громко сказал:
— Здравия желаю!
Мы ответили недружно, вразнобой. Подполковник, примостив на платяном шкафу свою форменную фуражку, подсел к столу, раскрыл папку с бумагами и спокойно проговорил:
— Ну-с, приступим к делу.
По всей видимости, его профессия, приносящая людям радость, позволяла ему действовать не только с невозмутимым спокойствием, но и без всяких предисловий.
Мои друзья недоумевающе переглянулись. Подполковник между тем вынул из папки небольшие бланки, поерзал на кресле, усаживаясь удобнее, вооружился автоматической ручкой и объявил:
— Небольшая, так сказать, и не такая уж неприятная формальность. На всех удостоившихся правительственных наград заполняется специальная, единой формы анкета. Я решил это сделать с утра пораньше не без оснований. Днем вам всем придется быть гостями в Кремле.
Он обвел глазами всех и неожиданно улыбнулся. И от этой улыбки лицо его вдруг стало простым, добродушным и очень симпатичным.
— А я тоже потребуюсь?
– осведомился Фома Филимонович, собравшийся до прихода подполковника поехать с Таней в гости к Сереже Ветрову.
— Как ваша фамилия?
— Кольчугин.
Подполковник неторопливо порылся в бумагах, потом взглянул на старика и уточнил:
— Кольчугин Фома Филимонович?
— Точно так.
— Да, и вы потребуетесь. И даже дважды. На вас придется заполнить две анкеты. Вы награждены орденом Красного Знамени. Это вчера. А незадолго до этого - медалью. Вручат вам и то и другое сегодня. И вручать будет сам Михаил Иванович Калинин. Вот так. Вопросы есть?
Вопросов не было.
Я заметил, как дрогнуло лицо Фомы Филимоновича, как сдвинулись и мгновенно разошлись его косматые брови. Он обвел всех нас взглядом, потом прикрыл глаза рукой и, закусив нижнюю губу, отошел в сторонку.
48. И СНОВА В БОЙ…
После приема в Кремле, поздно вечером, в гостиницу заявился майор Петрунин и скомандовал одеваться. Две "эмки" бесшумно понесли нас по затемненной улице Горького. На перекрестках, под небольшими кружками глубинного света, стояли регулировщики. В черном, бездонном небе, усыпанном мириадами колючих звезд, неподвижными громадами едва-едва вырисовывались аэростаты воздушного заграждения. Изредка небо из конца в конец рассекали, подобно огненным мечам, лучи поисковых прожекторов. Когда лучи меркли, темнота сгущалась еще более. По тротуарам, мерно печатая шаги, проходили военные патрули. На крышах домов торчали, устремив стволы вверх, автоматические зенитки.