Это было под Ровно
Шрифт:
Вспомните, прочитайте снова этот доклад, и вы поймете, что такого праздника за всю войну у нас еще не было.
Товарищ Сталин назвал истекший год — от двадцать пятой до двадцать шестой годовщины Октября — «переломным годом Отечественной войны». Наступление Красной Армии в течение этого года поставило Германию перед катастрофой.
Утром 7 ноября мы построили в лесу каре из бойцов отряда и зачитали записанный радистами ночью приказ товарища Сталина. Дружное, громкое «ура» разнеслось по лесу.
С полудня к нам стали приезжать гости,
— Ай да лагерь! Здесь после войны можно будет открыть дом отдыха! — говорили гости, осматривая планировку лагеря и наши строения.
После роскошного праздничного обеда начался вечер самодеятельности.
Сцена была устроена очень своеобразно: помост и по четырем углам — костры. Эффект от этого освещения был замечательный.
Неожиданное для всех представление показали Валя Семенов и Базанов. Они выступили с акробатикой — кувыркались и выгибались, как настоящие циркачи. Свет и тени от костров скользили по их фигурам, как от театральных прожекторов.
Среди новых партизан, прибывших к нам из Ровно, оказались актеры ровенских театров. Один из них очень хорошо имитировал Чарли Чаплина. Но не успел этот актер уйти со сцены, как с тем же номером вышел Ривас. Он был наружностью похож на Чаплина и, хоть не владел особым искусством, произвел эффект не меньший, чем настоящий актер.
Часов в одиннадцать вечера, когда наши гости уже разъехались по своим отрядам, а концерт все продолжался, ко мне подошел Стехов. Я сидел в первом ряду «партера», устроенного из бревен.
Стехов наклонился ко мне:
— Дмитрий Николаевич, на минуту…
Я вышел.
— Только что прибежали разведчики из Берестян, — взволнованно заговорил Стехов. — Туда прибыла крупная карательная экспедиция, с минометами и пушками. Час назад я получил сообщение, что и на станции Киверцы разгружается большой эшелон немцев. Ищут проводников, чтобы с утра идти на нас.
Это не было для нас неожиданностью. Еще недели за две до праздника Кузнецов сообщил, что каратели собираются идти в наши леса и имеют в виду именно наш отряд.
Кузнецов писал:
«Мне удалось узнать, что недавно в Ровно прилетел Кох. Он вызывал к себе командующего особыми (карательными) отрядами на Украине генерала фон-Ильгена и приказал в самый короткий срок уничтожить партизанский отряд полковника Медведева. В своем кругу генерал Ильген рассказывал, что он затребовал к себе экспедицию под командованием генерала Пипера, которого называют „мастером смерти“. Ильген собирается лично идти на партизан, чтобы „разговаривать с ними в их лагере“.
Я постараюсь предоставить генералу Ильгену возможность побеседовать с вами в нашем лагере».
К письму был приложен план действий. План был рассмотрен и утвержден.
История с предателем Науменко заставляла нас думать, что немцам точно известно место нашего лагеря. Посоветовавшись со Стеховым, мы
Дождавшись конца очередного номера, я вышел на помост.
— Товарищи! — сказал я бойцам. — Получены сведения, что завтра с утра на нас пойдут каратели. Уходить не будем. Останемся верными своему принципу: сначала разбить врага, а потом уходить!
— Правильно! Ура! — подхватили партизаны.
Я поднял руку, призывая к вниманию:
— Праздник будем продолжать!
Несколько человек запели: «В бой за Родину, в бой за Сталина…» Песню подхватили все.
Праздничный вечер продолжался еще целый час.
Спать улеглись в полной боевой готовности. Кругом лагеря выставили дополнительные посты. В направлении Береетян выслали пеших и конных разведчиков.
На рассвете прискакал из-под Берестян Валя Семенов.
— Из села к нашему лагерю движется большая колонна немцев! — запыхавшись, выпалил он.
Почти в тот же момент донеслась далекая пулеметно-автоматная стрельба. Стрельба шла километрах в десяти от нас, приблизительно в районе лагеря Балицкого.
Я послал туда конных связных, чтобы узнать, в чем дело, не нужна ли помощь, и сказать о том, что мы ждем карателей.
В отряде у нас было в этот момент около семисот пятидесяти человек. Делился отряд на четыре строевые роты и два взвода — взвод разведки и комендантский.
Первая рота, под командованием Базанова, вышла навстречу противнику, который шел из Берестян. Вторую роту, под командованием Семенова, я отправил в обход и приказал незаметно нащупать, где находятся артиллерия, минометы и командный пункт немцев, чтобы ударить по ним с тыла.
Когда вторая рота вышла из лагеря, с постов сообщили, что и с другой стороны на нас идет колонна немцев. Навстречу ей я выставил часть четвертой роты. Другая часть этой роты охраняла правый фланг. Третья рота находилась на постах кругом лагеря.
Итак, все наши силы были в расходе. В резерве оставались группа разведчиков и комендантский взвод.
Часов в десять утра начался бой. По нашей первой роте немцы открыли бешеный огонь из пулеметов и автоматов. Плотной колонной они продвигались под прикрытием минометного и пулеметного огня. Ответный огонь наших станковых и ручных пулеметов лишь на время заставлял их останавливаться и ложиться. Затем снова слышалась немецкая команда, враги поднимались и шли в атаку.
Подпустив немцев на расстояние автоматного огня, наши перешли в контратаку. Загремело партизанское «ура».
Вторая колонна немцев тоже пошла в атаку. Там дралась часть нашей четвертой роты.
В лагерь несли и вели раненых.
Мы знали, что длительного боя нам не выдержать: у нас было мало патронов. Поэтому я послал связных в отряды Балицкого и Карасева с просьбой выслать небольшие группы в тыл врага. Это хоть частично отвлекло бы силы немцев.
Артиллерия немцев стала пристреливаться по лагерю. Но снаряды рвались за лагерем — в двухстах метрах.