Это было у моря
Шрифт:
Они прошли примерно милю по петляющей ровной тропинке — по пути, к счастью, никого не попадалось. От любых встреч Сандор нервничал, по большей части из-за лунатического вида Пташки — отличная картина: здоровый мужик тащит почти насильно девочку с отсутствующим взглядом неизвестно куда. Если бы она хотя бы шла сама… Пташка продолжала двигаться, глядя иногда себе под ноги, но по большей части перед собой немигающим взглядом — Сандор периодически смотрел на нее и видел, что рыжие ресницы не опускаются — как это у нее получается, седьмое пекло? Наконец они дошли до гладкого плато с которого открывалось то самое, что обычно называют «вид»: внизу, как на ладони, лежали осенних цветов леса, упорядоченные ряды виноградников, похожие на армию коричневых пауков и белые
Сандор отпустил Пташкин рукав - куртку, что ли, ей застегнуть, а тут здорово дует — и достал сигареты. Кому свежий воздух, а ему — хорошая доза никотина и смол — а то уже башка начала кружиться с недосыпу и от возвышенностей. Он закурил — она так и стояла в той же позе — может, надо ее посадить? Ну что, в самом деле, такое… Смотреть на нее в таком виде было невыносимо… Он отвернулся. Его персональная ходячая восковая фигура… Когда-то давно — в другой жизни — извращенец-учитель истории вывез их в совершенно идиотский музей натуральной истории, где Сандору, помимо унылых чучел животных, запомнились залы, полные восковых муляжей с вскрытыми животами и рассечёнными конечностями — то были пособия не то для художников, не то для гинекологов, сделанные каким-то монстром-виртуозом с воспаленным воображением на излете средних веков и возрождения. Ужас заключался даже не в натуральности вскрытых утроб и расправленных вен, но в том, что все эти пособия были изображены в виде молодых красивых женщин с распущенными, рассыпавшимися по атласным подушкам волосами, с искусно раскрашенными лицами, с нежными улыбками на полураскрытых губах. Лицо любви, а ниже — аккуратно препарированная плоть. Сандор простоял в одном из залов довольно долго, завороженный увиденным — а потом еще пару месяцев мучился кошмарами, в которых порывы сладострастия сочетались со смертельным ужасом от ощущения непосредственной близости смерти, разрушения, разложения. К чему он об этом сейчас подумал? Пташка напомнила ему, совершенно некстати, одну из тех барышень из музея — странная, словно замороженная красота — а изнутри словно проглядывала смерть… Шорох заставил его обернуться. Она стояла на самом краю обрыва — из-под ботинок сыпались мелкие камушки, падая вниз. В руке у нее были пунцовые звезды клена — одни листок упал, кружась, запорхал вниз…
— Так, девочка, стой, где стоишь…
Только не делать резких движений — на любой его бросок она может сделать то же самое… Она уронила еще одну кленовую ладошку, заворожённо наблюдая, как та кружится над пропастью. Еще шаг — стой, пожалуйста, стой — до нее можно было уже дотянуться рукой, Но Сандор предпочёл не рисковать, действуя наверняка. Еще один шаг — он схватил ее за плечи, оттащил от обрыва — она не сопротивлялась, но как-то обмякла, словно все кости внутри нее вдруг начали таять. Сандор усадил девчонку на землю, на травяную кочку, сам рухнул рядом, закрыв ладонью глаза — от всей этой неземной красоты вдруг сделалось тошно, Иные бы ее побрали…
— И какого хрена ты там делала, можешь сказать? Решила полетать? Ну да, ты же со мной не разговариваешь… Я и забыл…
Она искоса взглянула на него, пожала плечами и протянула Сандору последний оставшийся у нее листочек клена. Он поражал своей хрупкой стрельчатостью, почти идеальной формы, похожий на странную багряную снежинку. Посредине была овальная коричневая дырочка, проеденная гусеницей или спровоцированная какой-нибудь лиственной болезнью, хрен его знает… Сандор положил листок в карман, встал.
— По-моему, нам уже пора возвращаться. Хватит уже, погуляли…
С того дня он стал следить за ней, за каждым ее движением. Боялся, что этот последующий шаг может быть опять направленным в сторону какой-нибудь бездны. Боги — он даже стал перекладывать пистолет, пока она была в душе. Не то чтобы Пташка проявляла какие-то поползновения завладеть оружием или что-то подобное, но Сандор, как животное, чувствовал опасность для нее — и старался даже особо не отлучаться. С собой он ее тоже не хотел водить — уж слишком приметная была девчонка — скорбная, но прекрасная: трудно
Итак, машина. Надо было ехать. Тем более, перед ними лежали горы, а они все ближе были к северу — да, зима была не за горами. Может статься, она настигнет их как раз там…
Но для того, чтобы присмотреть машину, нужно было выбраться из этого медвежьего угла и вернуться назад, где расположился небольшой, но все же город. Для этого нужно было оставить Пташку одну больше чем на час. Ну не тащить же ее с собой… Кто знает, что ей там придёт в эту сумбурную голову… Дождь слегка поутих — надо было отправляться сейчас. Пташка взяла моду что-то строчить в своей книжечке, что везла с собой всю дорогу. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось… Вот и сейчас: сидит, скрючившись, на кровати — в позе лотоса, вся такая невинная, в белой майке и шортах… Сандора на минуту затопило чувство щемящей нежности и тоски по прошлому — она была почти такой, как там, на море — до того, как он уцапал ее в свои лапы и все испортил. Он вышел, хлопнув дверью, но не стал ее запирать. Он ей не тюремщик. Он — ее перевозчик. А перевозчику было положено добывать правильное транспортное средство для того, чтобы Пташки не мерзли под холодным осенним дождем. Мотоцикл, оставленный перед окном весь залило дождем, но он не стал заморачиваться и вытирать сиденье. Какая разница, все равно промокнет. Это же только вода…
Через полчаса он добрался до города, проехал его насквозь — на окружной обнаружилась станция техобслуживания, заодно приторговывающая подержанными автомобилями. Сандор доехал дотуда, спешился, оставил мотоцикл под неширокой крышей над парковкой и прошел по рядам, глядя на выставленные на продажу машины. Им нужен был фургон — чтобы можно было взгромоздить на площадку позади заслуженную «малютку» Харлей. Были тут и подходящие варианты — пара Фордов, какая-то сомнительная ржавая Тойота и стальной Шевви Сильверадо. Денег у него хватило бы, чтобы купить все четыре, вопрос был в том, продадут ли ему хотя бы одну. Стоило попытаться. Он зашел в вылизанный магазинчик — за прилавком тупил в телефон неопределенного возраста мужчина с карандашом за ухом. Итак, попытка номер один…
— Здравствуйте!
— Чем могу вам помочь, сэр? (Этот хоть от телефона отлепляется. Неизвестно, впрочем, хорошо это или плохо…)
— Я подыскиваю себе машину. Видел у вас пару таких, какте я ищу. Мне нужен фургон.
— Под ваш мотоцикл, полагаю?
— Вот именно.
— Ну что же, как вы уже сами успели увидеть, у нас есть несколько подходящих моделей. Какой уровень цен вас интересует?
— Это без разницы. Лишь бы машина была на ходу и сразу. Я тороплюсь.
— На ходу у нас Форд, Тойота и Шевроле. У Форда, правда, слегка барахлит нагреватель, но за пару дней мы можем это устранить.
— Нет, пары дней у меня нет. Шевви вполне сгодится. Какой у него пробег?
— Тридцать тысяч миль. Но он в отличном состоянии. Сам бы купил, если бы собирался менять машину. Даже встроенный навигатор есть и Bluetooth.
— Это еще зачем?
— Чтобы телефон подключать и говорить в машине по громкой связи.
— Это мне без надобности. Звонить некому. Печка в машине работает?
— Да, и кондиционер тоже.
— Ну и прекрасно. Тогда оформляйте, что там надо.
— Мне понадобятся ваши права, сэр. И номер социального страхования.
— А без этого никак?
— Нет.
— Ну, хорошо. Оформляйте на имя Роберта Баратеона (какое счастье, что он почти помнил на память глупые права и номер долбаного страхования Роберта — после тех трех случаев, когда вытаскивал его из участка за дебоширство, где каждый раз его заставляли заполнять кипу бумажек).
— А сами документы?
— Так. Вот генеральная доверенность на вождение автомобилей владельца Роберта Баратеона. А права…
Сандор полез в карман за документами, выложил на прилавок конверт с деньгами и пистолет — идиотская карточка опять куда-то завалилась…