Это было у моря
Шрифт:
— Я хотела спросить… Если человек вдруг тебя обманывает… речь не об измене — а, скорее, о замалчивании фактов, которые тебе критически важно знать — стоит ли расценивать это — ну, как предательство? Как вы думаете?
— Как я думаю, не имеет значения, потому что в этой ситуации важно знать, что думаешь ты. И что себе мыслит он, твой «предатель». Или думал, когда шел на такое сокрытие фактов — каких, кстати, фактов?
— Ну, скажем так, это как болезнь — когда другие знают твой диагноз, а ты — нет. И все вокруг врут, а ты не знаешь, почему у них такие
— Ну, милочка, это ты загнула. Про такое я могу тебе сказать точно — потому что сама была в этой ситуации. Мой супруг довольно долго умирал от болезни. Я знала диагноз, он — нет. Врач, изучив к тому времени характер моего мужа и его тенденцию себя накручивать и трепать нервы себе и всякому человеку рядом, предпочел, чтобы про это знала только его жена.
Из нас двоих у меня характер был сильнее — поэтому и ноша мне досталась в два раза тяжелее. Я смотрела на то, как он бодрится, как надеется на что-то — и улыбалась в ответ, поддерживая его и отыгрывая все те сцены, в которых мне полагалось участвовать. А сама думала — вот еще полгода — три месяца — месяц…
Внутри меня словно тикали часы — и он тоже это слышал, только предпочитал закрыть себе уши, потому что боялся. А я страшилась выдать себя — и потерять те последние минуты покоя, что нам остались — я была эгоисткой, всегда ей оставалась — мне не хотелось с ним прощаться каждый день из этого отведенного нам года. Мне хотелось просто прожить с ним рядом — ведь изменить ничего у меня бы не вышло. У меня не было таких полномочий. Были лишь только эти минуты — дни — месяцы — чтобы выпить их до дна. И мы выпили их — из одного стакана. Даже если держала его я, от этого они не стали менее сладкими. Или менее горькими.
И еще одно — все это время меня не покидало ощущение, что мой муж в глубине души знал, как на самом деле обстоят дела. И если бы он спросил — напрямую — я бы не смогла солгать. Но он так этого и не сделал. До последнего часа он предпочитал эту сладкую ложь — будучи не готовым к истине — потому что, узнай он все раньше — то сломался бы еще до того, как Неведомый унес его от меня в свой край. И мы потеряли бы те крупицы покоя, что нам оставались. На свой лад, мы все же попрощались - жизнью, не смертью. Я слишком любила его, чтобы смотреть, как он изводит себя этой неизбежностью и невозможностью сопротивления.
Он был боец — но в этой битве победить не мог. Потому что жизнь поставила его в такие условия, что руки были связаны. Я не могла защитить его от смерти, поэтому просто подпирала его самого своим телом, чтобы веревки не слишком сильно врезались в кисти. И смотрела ему в глаза, когда он уходил. Ему уже не было больно — об этом я позаботилась, а мне предстояла долгая жизнь — теперь уже навсегда без него. Честно, я предпочла бы оказаться на его месте, но это нам, увы выбирать не дано. Поэтому и приходится брать — что есть…
Так что на твой вопрос — является ли такое предательством — не могу тебе ответить. Скорее, это вопрос терминологии и того, что именно ты вкладываешь в понятие «предательство» А еще — с одной стороны, это может показаться предательством, тогда как с другой стороны — актом любви и милосердия. Где мотивация — там и правда. Тебе стоит задуматься, а что именно стоит за этим самым решением умолчать — и какая от этого человеку выгода. Если никакой — ну, кроме желания покоя для обоих, об этом я уже говорила, то
И последний вопрос, который тебе стоит себе задать, прежде чем начинать кидаться обвинениями и аффирмациями — а какие варианты поведения еще могли быть в сложившейся ситуации? Этот твой человек вообще мог воздействовать на ситуацию? Если нет, то это, милочка уже больной бред пубертата — ты мне скажешь, я зарыдаю, и потом мы оба друг друга заколем — одновременно, желательно. Извини. Я понимаю, у тебя такой возраст. Но ведь возраст возрастом, но и мозги должны изредка включаться…
Санса молчала. А в самом деле — какие варианты? Ну, сказал бы он ей — и что дальше? Она бы рыдала, рыдала, сотрясала бы воздух — но едва ли посмела бы вынести весь этот шум из комнаты. А потом бы она села и проделала то же самое размышление, что так завело ее вчера утром — и все равно бы пришла к тому же решению, но тогда страдали бы двое. Может, ей хотелось страдать? И смотреть, как страдает человек, якобы ее любящий? Глядя на то, как тошно ему, ей было бы уже не так обидно… Все это выглядело, увы, как-то гадко и неубедительно.
— Я думаю, мне не понравилось, что решили за меня. Я должна была принять то решение сама — а тут, получается, за меня его приняли другие…
— О! Теперь мы пришли в нужную точку! Молодец, девочка, мозги у тебя все же есть — если ты способна на такой самоанализ, то при удачных обстоятельствах выживешь. А итог того, что мы наковыряли — вся проблема заключается не в предательстве, не в разных там «любишь — не любишь» и прочих ландышах и пассатижах, а в простом вопросе контроля.
Тебе не нравится, что снова посадили на поводок. Что считают ребенком. Решают, что тебе стоит знать — а что нет. Это очередной банальный бунт подростка против контролирующих его взрослых. И оттуда мы идем на следующий этап — ты девочка большая и уже знаешь, что ни гневные обвинения, ни вопли о желании самостоятельности не срабатывают.
На твоей стороне только время и рвение самой засучивать рукавчики и лезть белыми ручонками в мутную воду: что поймаешь — зажаришь на ужин. Вот тебе и вся взрослая жизнь. А больше там ничего нет. И когда за твоей спиной будет лежать гора жареной рыбы — ненавижу рыбу, кстати — тогда тебе уже не придется кому бы то ни было доказывать, что ты взрослая — тебе уже не будет это нужно, как не будет и интересно. А пока ты, брызгая слюной, кричишь в лицо тем, кто о тебе заботится — или заботился — что ты большая и свободная высокоразвитая вакцинированная личность — ты так и будешь оставаться ленивым избалованным подростком… Это я к слову сказала, дорогая, не о тебе. Ну, ты меня поняла…
Санса сидела, огорошенная такими нелицеприятными для себя выводами. Что же получается, ее справедливая реакция на скверный с ее точки зрения поступок Клигана — простой бунт из-за отсутствия контроля над ситуацией? «Контроль — это все, дорогая» — вспомнилось ей уже в который раз…
— Мадам, мадам — за вами приехала машина. Такси. Ведь это вы заказывали такси?
Оленна встала.
— О да, юноша, заказывала. Скажи, сейчас приду. И пусть там не смеет сигналить или бибикать. За его время плачу я.