Это было в Ленинграде. У нас уже утро
Шрифт:
Но больше всех волновался японец Ваня. Он показывал на кунгасы и кричал что-то по-японски.
Только через час кунгасы подошли к берегу. Теперь можно было разглядеть людей, сидевших на вёслах. Грести становилось всё труднее. Кунгасы так высоко поднимались на волнах, что весла едва прикасались к воде.
— В такую болтанку главное дело — рулевой, — не оборачиваясь, сказал Жихарев. — На первой лодке за рулём Вася-японец. Этот может!
Но Доронин ясно видел, что на корме первого кунгаса сидел рослый человек в ватнике. Он уже собирался
— А ведь на корме-то не Вася сидит. Что же это он? Или на вёсла сел, — недоуменно проговорил он.
Японец Ваня, стоявший рядом с Жихаревым, растерянно улыбнулся и сказал, показывая пальцем на кунгас:
— Васья нет?
Наконец кунгасы подошли к пирсу. Когда первый из них оказался почти у самого берега, десятки рук ухватились за его борт.
На дне кунгаса возвышалась гора трепещущей рыбы, и прямо на ней лежал маленький японец с залитым кровью лицом.
Облепленный рыбьей чешуёй, насквозь промокший человек в ватнике выпрыгнул на берег и, обращаясь к Жихареву, хрипло сказал:
— Худо. Убило парня.
В тот же момент Ваня оказался в кунгасе. Он упал на колени рядом с братом и обхватил его голову руками.
— Веслом его хватило, — говорил человек в ватнике. — Он помогал рыбу из невода брать, а у Митьки весло волной вырвало — и прямо его по виску. Вот ведь дело-то какое…
Ваня с трудом поднял брата и понёс его к трапу. Много рук протянулось с берега, чтобы принять Васю.
Японца принесли в землянку Жихарева. Он лежал, закрыв глаза, маленький, похожий на своего брата, точно близнец. Уже вскипела вода, и Мария осторожно обмывала его залитое кровью лицо.
Васю всё время тошнило. Доронин подумал, что это обычно бывает при сотрясении мозга.
— Помрёт? — тихо спросил у него Жихарев.
— Не знаю, — также тихо ответил Доронин. — Все горе в том, что его сейчас нельзя трогать с места.
— Вот несчастье! — с сердцем сказал Жихарев. — Этот Вася, может быть, впервые жизнь настоящую почувствовал… А тут…
Ваня неподвижно, точно окаменев, сидел у изголовья брата. Глаза у него лихорадочно блестели.
— В районе есть врач, — решительно сказал Доронин, — надо его вызвать. По железной дороге туда три часа езды. Кто поедет?
Глава X
Едва устроившись на новом месте, Ольга Леушева с головой ушла в работу. Ей не хватало суток. Она организовала амбулаторию, вытребовала из области ещё одного врача, начала проводить поголовную диспансеризацию населения, открыла курсы медицинских сестёр и сама на этих курсах преподавала.
Каждый день по два, а иногда и по три раза Ольга появлялась в райкоме у Костюкова.
— Вы что, товарищ Костюков, хотите эпидемии сыпного тифа? — грозно спрашивала она, входя в кабинет секретаря райкома.
Это значило, что ей необходим транспорт просто для того, чтобы доставить из области соответствующие медикаменты.
— Вы что, холеры не боитесь? — спрашивала она в другой раз, и Костюков
На этот раз Ольга убеждала Костюкова добиться, чтобы один из трёх рентгеновских аппаратов, полученных областью с материка, был передан в её амбулаторию.
— Допустим, у вас завтра будет язва желудка, — кричала Ольга, — или туберкулёз, или рак. Мы даже диагноза не сможем поставить.
— Почвму именно у меня? — улыбаясь, спросил Костюков.
— Я к примеру, — отмахнулась Ольга. — Это может случиться с любым человеком.
Она успокоилась только тогда, когда Костюков обещал позвонить в облздравотдел, а если понадобится, то и самому Русанову.
Выходя из райкома, Ольга столкнулась с колхозником, которого послал Жихарев. Он объяснил ей, в чём дело.
Ольга решила ехать сама. Приём больных она передала другому врачу — пожилой женщине, которой эта поездка была бы не по силам. Шёл снег — она надела валенки и ватную куртку под пальто.
Когда Ольга уже совсем собралась, колхозник смущённо сказал, что ей предстоит ехать одной. Он, по распоряжению Жихарева, должен остаться, чтобы получить на комбинате крючки для ярусов.
— Как бы не опоздать на поезд, — озабоченно сказала Ольга.
Обрадованный колхозник проводил её на вокзал и объяснил, как добраться от станции до места.
В вагоне было темно. За окнами завывал ветер.
«Что там такое с этим японцем? — думала Ольга, усаживаясь подальше от двери. — Неужели сотрясение мозга? Задета ли черепная кость?»
Она мысленно пересчитала медикаменты, уложенные в санитарную сумку. Нет, кажется, ничего не забыла.
Поезд тронулся, мерно застучали колёса, и Ольга заснула.
…Она проснулась, почувствовав, что поезд остановился Протяжно выл ветер. В окне то появлялись, то исчезали светлые пятна, точно мимо вагона кто-то ходил с фонарём.
«Станция, должно быть, — подумала Ольга. — Уж не проехала ли я?»
Она посмотрела на часы. Поезд отправился в половине четвёртого, а сейчас было ещё только шесть часов. Значит, полчаса ещё можно подремать. Но прошло пять, десять, пятнадцать минут, а поезд не трогался с места. «Что-то неладно», — подумала Ольга, взяла сумку и вышла в тамбур. Спустившись по ступенькам, она сразу по колено провалилась в сугроб. Ветер бросил ей в лицо пригоршню сухого, колючего снега. Кроме тусклых огоньков у паровоза, ничего не было видно.
Держась рукой за стенки вагонов и с трудом передвигая ноги по глубокому снегу, Ольга добралась до паровоза. Кучка людей окружила проводников, стоявших с фонарями в руках.
— Почему мы не едем? — спросила Ольга.
— Ждём, пока колеса на лыжи сменят, — угрюмо ответил кто-то с паровоза.
«Занос», — поняла Ольга.
— Идите спать, гражданка, — сказал Ольге один из проводников, поднимая фонарь и освещая её лицо. — Сутки здесь простоим, дело верное.
— Сутки? — растерянно переспросила Ольга. — Но это невозможно!