Это было в Ленинграде. У нас уже утро
Шрифт:
— Это ты про море!.. — возмущённо начал старик.
— Эй, на корме, разговорчики! — крикнул из рубки Весельчаков. — Смотреть надо!
Дмитрий стоял у штурвала. Тускло светила укреплённая на потолке маленькая лампочка. Он внимательно вглядывался в темноту. Справа по борту ещё были видны далёкие огоньки комбината, а слева и впереди простиралась непроницаемая ночная тьма.
Сельди не было. Ветер переменился. Теперь он дул с юга. Огни комбината удалялись. А сельди всё не было.
Дмитрий напряжённо всмотрелся в темноту. Может быть,
Он взглянул на компас и повернул штурвал, уходя мористее.
И вдруг ему показалось… Он перегнулся через штурвал, высунулся в смотровое окно. Может быть, ему только показалось?
Но впереди в самом деле появилось нечто смутно-белесое, похожее на Млечный Путь в далёком безлунном небе.
Дмитрий почувствовал, как дрожь прошла по всему его телу. Теперь он уже не сомневался, что видит косяк сельди.
Прижав рот к переговорной трубе и едва сдерживаясь, чтобы не закричать, Дмитрий сказал:
— Вижу косяк. На корме, приготовиться! Ход самый полный!
Содрогаясь и вздымая за собой водопад брызг, сейнер ринулся навстречу косяку. Но в этот момент Дмитрий увидел справа по борту ещё один косяк сельди.
Колесо штурвала тотчас завертелось в противоположную сторону.
Теперь нужно было сманеврировать и соединить косяки друг с другом. Сейнер, словно хищный ястреб, стал описывать круги, в центре которых находилась рыба. С каждым разом круги все сужались. Когда сейнер слишком близко подходил к косяку и задевал его край, в воде вспыхивали тысячи отблесков.
— Приготовить шлюпку! — скомандовал Дмитрий.
На корме сразу засуетились люди, что-то загремело, и шлюпка тяжело опустилась в невидимую воду.
Вскоре косяки сомкнулись. Чуть фосфоресцировал след погружающегося в море невода.
— Стоп! — скомандовал Весельчаков.
Мгновенно всё стихло. Сейнер перестал вздрагивать. Качка усилилась. Рыбаки с баграми в руках бежали к носу. Застучала лебёдка.
Оставалось сделать самое главное: вплотную соединить концы выметанного невода и потянуть нижнюю подбору. Тогда рыба окажется в глухом мешке.
Из рубки вынесли электрическую лампу. На палубе стало светло. Чёрная морская вода засветилась яркими бликами. Снова застучала лебёдка, и из-за борта потянулись наматываемые канаты. Светлое пятно словно закипело: рыба металась, почувствовав движение стенки невода.
Наконец невод выбрали. В нём трепетали тысячи, десятки тысяч небольших сине-чёрных рыбок. При ярком электрическом свете их чешуя играла миллионами маленьких огоньков.
Глава XIX
Сельдь приближалась к берегу. По плану, со всей тщательностью разработанному заранее, рыбаки устанавливали ставные невода. Чтобы установить их, требовались сноровка и знание моря. Нужно было тщательно выбрать место, промерить дно, убедившись, что на нём нет
Устанавливать невода совсем у берегов запрещалось, — это было бы хищничеством. Но и далеко поставленный невод не достиг бы цели: всё время натыкаясь на стенки невода, рыба в конце концов повернула бы обратно.
Путина началась в конце марта.
Ещё ранним утром люди увидели, что вода у берега побелела и над ней закружились тучи морских птиц.
Сельдь шла густыми косяками; направляясь к берегам, рыба наталкивалась на крылья ставных неводов и, стараясь обойти их, двигалась вдоль крыльев в море. Подойдя к входному отверстию ловушки, она принимала его за конец сети и устремлялась в него.
Ночью на ставных неводах зажглись огни. Сотни судов вышли на переборку неводов. Под своими килями суда буксировали транспортные мешки из толстой пеньковой или хлопчатобумажной дели.
Сельдь перегонялась из неводов в эти мешки и отводилась на якорь.
Пирс стал неузнаваемым. Огромные переплёты гидрожелобов, установленных на эстакадах, придавали ему вид новостройки. С элеваторных вышек ползли ленты гидротранспортеров, тянулись шланги, громоздились бочки, мешки с солью.
Огромные хоботы рыбонасосов накидывались на подведённые к берегу транспортные мешки, жадно глотали сельдь, и рыба вместе с водой мощной струёй выливалась в рыбоприёмный бункер.
Подхваченная транспортёром, она мчалась на непрерывно движущейся ленте ввысь, к вершинам элеваторов, и дальше, по гидрожелобам, прямо к чанам засольного цеха.
Один за другим в ковш входили сейнеры и дрифтеры. Их палубы были завалены сетями, в которых трепетала серебрившаяся на солнце рыба. Рыбаки отгружали сети на приёмные площадки. Каждую сеть они раскладывали вдоль, чтобы отцепщикам было удобнее выбирать рыбу в носилки.
Сплошной поток носилок двигался с пирса. В засольном цехе сельдь погружалась в чаны. Шуршали совки засольщиков, соль веером обдавала летящий поток сельди, и на дно чана рыба ложилась уже посоленной.
Серебряная река, текущая с берега, требовала напряжённого внимания. Стоило засольщику немного помедлить, не посолить как следует хотя бы один слой — и рыбу приходилось выбрасывать…
Доронин на минуту забежал в свой кабинет, чтобы сообщить в главк о перевыполнении плана первого дня путины. Передав сводку и выслушав поздравления, Доронин положил трубку и, прежде чем выйти из кабинета, бросил привычный взгляд на барометр. Сердце у него сразу замерло. Жёлтая стрелка резко упала. Доронин медленно подошёл к барометру и постучал пальцем по толстому стеклу. Стрелка явственно колебнулась вниз. Тенденция к резкому понижению была очевидна. Неотвратимо надвигалась катастрофа.
Доронин подошёл к окну. Море оставалось спокойным. Предвечернее небо казалось чистым. Только где-то над самым горизонтом притаилась маленькая подозрительно чёрная тучка.