Это было жаркое, жаркое лето
Шрифт:
— Ну что, Бугай, не желаешь ли поразмяться? — кивнул патрон на девиц, сидевших с ними за столом.
— Антон Алексеевич… — Тот даже руку к сердцу приложил, не найдя нужных слов; его массивная физиономия заранее расплылась в предвкушении удовольствия. К тому же за счет шефа, на халяву.
— Тогда выбирай, — великодушно предложил тот. — Любую.
Бугай не торопясь обошел весь стол, внимательно приглядываясь к девушкам, и выбрав из них единственную, пожалуй, полноватую, попросил ее встать. Затем обстоятельно оглядел ее с головы до ног и удовлетворившись осмотром, спросил у шефа:
— Куда ее?
Мышастый неопределенно махнул рукой:
— Да
Бугай чинно удалился, идя впереди своей подруги, которая послушно посеменила за ним. Оставался самбист.
— Ну а ты, Сергей, надумал кого-нибудь? — доброжелательно поинтересовался Воловиков.
Самбист, который с момента своего появления в зале не отрываясь смотрел на давно понравившуюся ему высокую черноволосую девушку, с которой проводил время Мышастый, мгновенно рванул к ней и каким-то ловким приемом закинув ее, едва успевшую выбраться из-за стола и только взвизгнувшую от неожиданности, на плечо, припустил к другой спальной комнате бегом.
— Да-а-а… Дела… — только и смог озадаченно протянуть Воловиков. — Без комментариев…
Казалось, что резкий тренированный самбист обладает куда большим потенциалом, чем медлительный с виду Бугай, но Мышастый не зря выбрал в телохранители именно его, нимало не сомневаясь в любых его качествах, включая в том числе и потенцию. Поспорив с Воловиковым на бутылку редкого коньяка многолетней выдержки, он одержал убедительнейшую победу. С той же невозмутимостью и обстоятельностью, с какой выбирал первую девушку, Бугай до вечера смог осеменить всех шестерых, в то время как непоседа самбист сломался после четвертой; а может просто слишком много сил отдал первой, своей черноволосой красавице.
— Вот так-то! — подвел итог Мышастый…
Вспомнив тот давний эпизод, он сделал необходимые для себя выводы. Теперь он был уверен…
Сидя в плетеных креслах за таким же плетеным из прутьев столом, на веранде, так как внутри дачи было слишком душно и жарко, компания из трех старых товарищей не спеша прихлебывала кофе. Те же двое телохранителей — Бугай и самбист — сидели поодаль за таким же, только меньшего размера столом, и опять резались в карты.
— Не тяни резину, Антон, — подал голос Воловиков, стараясь, впрочем, не слишком выказывать свое нетерпение.
— Помните те знаменательные три дня; те самые, которые мы провели здесь тогда, осенью? — спросил Мышастый, все время собиравшийся с мыслями и обдумывавший, с чего начать предстоящий непростой разговор.
— Это когда он, — Воловиков кивнул в сторону усмехнувшегося Желябова, — учудил? — Его голос слегка отдавал недовольством — фактически все долгое время, прошедшее с тех пор, эта тема являлась как бы запретной. Табу было наложено на нее без обсуждения, не сговариваясь — иначе с чего бы они дружили столько времени, если б не понимали друг друга без лишних слов. Им всем было просто немного стыдно. И совсем не потому, что они вдоволь наиздевались тогда над не смеющими проявить непокорность молодыми девчонками — это было ерундой. Ну кому придет в голову переживать за каких-то там смазливых дурех, которым, очевидно, просто на роду написано быть постоянно униженными?.. Скорее потому, что приоткрыли тогда друг перед другом свою истинную сущность, которую лучше было не показывать никому, так и держа ее самых в потаенных местах своего подсознания. Ведь все содеянное тогда их теплой компанией, им понравилось. Да еще как…
— Ничего, переживете, — ответил Мышастый своим же мыслям и глядя на удивленно уставившихся на него товарищей, объяснил:
— Я имею в виду, что не надо,
А мы одинаковые, иначе не были бы столько лет вместе… — Никто не оспорил это утверждение и он продолжил:
— Значит, примем это за аксиому? То, что в душе мы дикие пещерные люди, а совсем не те лощеные импозантные господа, какими все нас видят на всяческих там презентациях?
Ответом опять послужило общее молчание, которое было красноречивее любых слов, только Воловиков слегка покосился в сторону телохранителей.
— Ничего, им оттуда не слышно, — понял его опасения Мышастый. — Как бы там ни было, я все же намерен поговорить на эту тему.
— Да что там… — раскрыл, наконец, рот Желябов. — Антон, чего тут говорить? Ну хорошо, ты прав, потому что в душе я … — Он запнулся. — Ну да, пещерный человек, как ты справедливо подметил. И действительно дал выход своим низменным инстинктам, выпустив в какой-то момент их на волю. А вы, — он обвел их взглядом, — меня во всем поддержали. А все потому, что вы сами тоже такие. — И, перейдя на веселый тон, спросил:
— А что, ведь совсем неплохо получилось? Антон, я как, в тюряге прижился бы? Умею ведь на глотку брать?
— Там партсекретарей не слишком жалуют, — ответил Мышастый враз помрачневшему Желябову. — Пусть даже и бывших. А вообще ты ничего, без этого там тоже не обойтись, — чуть смягчил он свою слишком резкую отповедь. — И вообще, повторюсь, мы есть такие, какие мы есть. И все… А ты молодец, ты ведь все хорошо тогда устроил. Черт его знает, что там было у Сидорчука с той малышкой. Может и действительно она тогда что-то не то ляпнула, оскорбив его, а значит и всех нас в его лице… Мы ведь не моложе, и стояк у нас такой же, как у него. А может, он и сам, — Мышастый поморщился, — чего-то сглупил… Во-всяком случае, бить ее было вовсе необязательно, тут он конечно же переборщил.
— Да он вообще изрядный мудак, — наконец прорвало и Воловикова. — Я не знаю, о чем ты, Антон, собрался с нами вести разговор, но ты молодец, что его не пригласил. Все равно мы теперь встречаемся с ним все реже и реже. Не вписывается он в нашу компашку, мудаковат парень малость. Вот и тогда, действительно, учудил… — Он безнадежно махнул рукой.
— Ну да, — подтвердил Мышастый, — все из-за него. Весь кайф нам тогда поломал. В тот момент и так ведь нестояк был — запал-то уже не тот, а тут еще он со своей дурью настроение подпортил… Ведь эдак можно и вообще импотентом стать.
А Желябов молодец, выручил. — Он взглянул на него одобрительно:
— Враз двух зайцев убил. Так как узнать, кто там кого оскорбил, все равно не было никакой возможности, то ты и всех девок на всякий случай наказал, и Сидорчуку доказал, что вовсе необязательно было все решать так, как сделал он, рукоприкладством, все же мы не шпана какая. Можно было и так, без рук, поизгаляться над ними утонченно, показать этим девицам, кто они есть на самом деле в этой жизни — просто красивое мясо для утехи таких как мы и больше ничего, — да еще как нужно вести себя с клиентом. А станешь борзеть, враз поставят на место… Кстати, — внезапно что-то вспомнив, рассмеялся он, — я там навел справки после того случая… Ну так, через десятые руки, конечно, втихаря, чтоб никто не догадался, кто и зачем этим интересуется… Так вот: из шести тех девок, что у нас тогда побывали — четверо в один момент из интим-сервиса сдернули. Только пятки засверкали. И ни денежные посулы сутенеров, ни даже угрозы, ничто не заставило их вернуться продолжить работу — вот так-то!