Это гиблое место
Шрифт:
Данте Эшвуд находился здесь – и его здесь не было.
Он был человеком и не являлся им.
Уэсли видел очертания его цилиндра и элегантного сюртука, собранного складками вокруг тела. Но лицо… Уэсли никогда не видел лица Главы. Никто не видел. Вместо кожи и глаз проступали только темнота и дым. Можно было разглядеть лишь намек на губы, да из-под бледной до прозрачности ладони сиял набалдашник черной трости.
Воздух вокруг него мерцал, подобно пламени.
Хотя каждую из четырех стран возглавлял дуайен или дуайенна, мир криминала повсеместно был представлен Главой – с заглавной
Все, кроме Эшвуда.
«Не человек, но бог», – произнесла тень в голове Уэсли.
Юноша проигнорировал ее слова – как старался делать всегда – и поклонился Главе. Эшвуд рассмеялся над этой формальностью.
– Слишком серьезно, мой мальчик. Налей себе чего-нибудь подороже и садись.
– Я могу и постоять, тек.
– Уэсли. – Глава постучал по набалдашнику своей трости. От прикосновения его длинных белых пальцев шар мигнул. – Налей себе выпивки.
Уэсли кашлянул и направился к бару.
Воздух был густым от множества слоев защиты, которыми оказались окутаны оба собеседника. В Крейдже нельзя доверять даже себе самому, не говоря уже о ком-то другом. Хотя Уэсли не обманывал себя: если Глава захочет подавить его магию, так и произойдет. Эшвуд просто хотел преподнести Уэсли иллюзию силы, в действительности никогда не давая ему полной власти над чем бы то ни было, в том числе и над собственной жизнью.
Уэсли взял бутылку «Клеверье», который предпочитал всем остальным напиткам в Крейдже, и наполнил свой бокал.
– Мы не так уж часто видимся, – произнес Эшвуд. – Ты слишком занят превращением Крейдже в свое королевство. Миновали те дни, когда ты полагался на мое руководство.
Уэсли сделал глоток из бокала, все еще стоя спиной к Главе. В голосе Эшвуда прозвучала ностальгия. Уэсли решил пропустить ее мимо ушей.
Можно было подумать, что Глава некогда взял Уэсли в ученики, и тот стал ему родным. Нет, все было совсем не так.
Он встретил Уэсли, когда юноша в канун своего седьмого дня рождения бродил по переулкам, обчищая карманы прохожих. В те времена Эшвуд был такой же тенью, как и сейчас – с затянутыми в перчатки руками и лицом, состоящим из дыма. Он, конечно же, решил, что Уэсли сирота, у которого нет семьи и дома, – и разве такой сирота не ухватится за возможность заполучить и то, и другое?
Но на самом деле у Уэсли была семья и дом. Вот только мальчик желал, чтобы всего этого у него не было.
Уэсли знал, что означает принять руку Главы. Однако парень хотел вернуться на улицы только тогда, когда станет большим и сильным. Когда сможет показать себя достойным в глазах своей семьи, которая вообще не желала его появления на свет. Но потом месяцы сложились в годы. Магия стала его жизнью. К тому времени, как Уэсли действительно смог бы что-то кому-то показать, оказалось уже слишком поздно. Разразилась магическая эпидемия. Самую
Его родные, вероятно, уже мертвы – а если нет, мертв был тот маленький мальчик, который хотел что-то доказать им.
Уэсли передумал.
К этому времени он открыл для себя Крейдже: узнал тайны города, научился получать наслаждение от его изящных изгибов и острых граней. Сияние огней, звезд и магии… Уэсли попал под очарование этого города и хотел лишь охранять его безопасность. Защищать город так, как не мог защищать никто другой – Уэсли знал это.
– Как мои прочие смотрящие? – спросил Эшвуд.
Уэсли глотнул еще «Клеверье» и направился к дивану, стоящему параллельно ложу Главы.
– Все еще необходимы, – ответил он. – Пока что.
Эшвуд засмеялся:
– А мой эликсир?
Уэсли помолчал, не зная в точности, что на это ответить.
– Ты выглядишь обеспокоенным, – заметил Эшвуд. Уэсли взглянул на него сквозь зеркальные очки. Они отражали магию Главы обратно в призрачное лицо – потому что Данте Эшвуд был способен заглядывать сквозь глаза людей прямо к ним в душу и рыться в их секретах. Уэсли же предпочитал держать свои секреты при себе.
И кроме того, у юноши в голове и так ютилось достаточно народа.
– Мы не добились особого прогресса, – признал смотрящий. – Трудно продавать что-то, почти ничего о нем не зная. – Уэсли постарался подобрать следующие слова как можно тщательнее: – Делу могло бы помочь подробное изложение действия этой магии. Я полагал, что если у вас есть какие-то планы, я первым узнаю о них.
Глава выдержал небольшую паузу, похожую на темную расселину в беседе. Потом сказал:
– Ты – моя правая рука, Уэсли. Для меня ты дороже любого другого смотрящего. Но мне нужна и левая рука тоже.
Уэсли проглотил раздражение от этих слов, осторожно, чтобы даже крупинка этого раздражения не проскользнула наружу.
– Это действительно эликсир счастья? – поинтересовался он.
– Да, – подтвердил Эшвуд. – И нет. Эта магия – способ обеспечить мне победу в войне.
– Мы ни с кем не воюем.
– Но скоро будем.
Уэсли не мог видеть лица Главы. Но юноша был уверен, что почувствовал, как по этому дымному лицу скользнула улыбка. Быть может, Уэсли и любил хаос, однако не имел ни малейшего желания вести войну – и особенно не хотел, чтобы в эту войну оказался втянут его город.
– Я всегда считал, что из тебя получится отличный заместитель, – продолжил Эшвуд. – Ты ведь знаешь, Уэсли, что ты для меня как родной.
Уэсли считал это правдой, поскольку Глава забрал его с улицы и вырастил, превратив в того, кем парень стал сейчас. Эшвуд вложил в Уэсли много труда, сделав его вождем целого города.
Уэсли был обязан мужчине всем.
И ненавидел это.
В каком-то смысле юноша терпеть не мог то, что Эшвуд стал его семьей. Не той, в которой Уэсли был рожден. И даже не той, какую он выбрал. Той, что была уготована смотрящему. Той, для которой его сделали. Кроме того, Уэсли не нравилась сама мысль являться чьим-то сыном. У него уже был отец, который относился к нему настолько ужасно, что Уэсли отнюдь не жаждал обзавестись другим папочкой.