Это! Моя! Земля!
Шрифт:
— Дядь Коль, вы в порядке? — наперебой загомонили девушки.
— Нормально, красавицы, — только отмахнулся кладовщик. — Старею, наверное. Раньше я такие коробки по три штуки за раз таскал — и даже дыхание не сбивалось, а тут — поползла и не удержал.
Женька тихонько хмыкнула, решив про себя, что к этой самой коробке Грушин последний раз, наверное, в те героические и весьма далёкие времена прикасался — уж слишком густо его плечи и неприкрытая кепкой макушка были усыпаны крупными хлопьями светло-серой пыли. Словно подтверждая ее догадку, прапорщик громко чихнул. Правда!
— Так, девчонки, особо не располагайтесь, сегодня у меня для вас
— Серьёзное? — озадаченно наморщила нос Женька.
— А то! — поднял вверх указательный палец кладовщик. — Можно сказать — вопрос жизни и смерти. Ну, может, и приврал слегка, но только самую малость.
— А мы потянем? — как-то испуганно пискнула одна из Женькиных соседок.
— Вы? — Грушин сурово сдвинул брови к переносице. — Должны потянуть! Иначе я решу, что сильно в вас ошибся. Всё, Зухра-Лейла-Гюльчатай, закончили разговорчики в строю… За мной шагом марш, барышни.
Ошарашенные и слегка напуганные столь серьезным вступлением девушки послушно двинулись за пожилым спецназовцем. Далеко идти не пришлось: выйдя через по-прежнему незапертую калитку, по обе стороны от которой торчали на узкой полоске разровненной граблями земли суровые треугольные таблички с надписью «Мины!», они обошли еще один ангар, в котором размещался, судя по табличке на воротах, овощной склад, и вышли на довольно просторную площадку. «Караульный городок» — прочла про себя Женька на стоящем буквально в нескольких метрах стенде. Так, а что там еще? Ага, «Устав гарнизонной и караульной службы…», «Обязанности разводящего…», «Часовой есть лицо неприкосновенное…». Понятно, что-то вроде учебного класса, только под открытым небом.
Одна из девчонок сдавленно фыркнула и ткнула пальцем в сторону.
— Детсад, песочница…
Надо же, и правда, похоже. Действительно, почти такой же «грибочек», что в детских садах над песочницами стоят. Разве что там они, обычно, под мухоморы раскрашены, а тут — темно зелёный. И песка нет, зато есть приколоченная примерно на середине столба-«ножки» полочка. Вспомнив услышанную в институте от кого-то из однокурсников не совсем приличную поговорку про то, что армия — тот же детский сад, только… кхм… с некоторыми отличиями, Женька захихикала.
— Так, красавицы, не отстаём, время поджимает, — негромко окликнул их Грушин. — Почти пришли уже.
И правда, пройдя ещё два десятка метров вдоль всё того же длинного овощного ангара, к которому примыкал караульный городок и свернув за угол, девушки увидели, куда же именно вел их пожилой старший прапорщик. Женьке показалось, что в душе ее вдруг запели райские птицы.
Там, на небольшом пустыре стояла большая армейская палатка, можно сказать сестра-близнец той, в которой они жили. Рядом с ней — темно-зеленый, явно армейский «Камаз» с очень странной будкой вместо кузова. Но внешний вид будки интересовал сейчас Женьку меньше всего, важнее было, что от нее в палатку тянулись длинные и толстые гофрированные шланги, сама будка негромко гудела, пыхтела и попыхивала, будто старинный паровоз или еще более старинный паровой котёл, струйками белоснежного пара. А в сборе всё это сооружение могло быть только одним… Баня!!!
Похоже, эта мысль пришла в голову не ей одной, потому как весь ее маленький отряд дружно восхищенно выдохнул, а кто-то даже тихонько застонал, будто от наслаждения. Хотя, почему «будто»? Когда несколько дней подряд все гигиенические
— Все, девчонки, воскресенье — банный день, — с довольным видом улыбнулся Грушин. — Выбил для вас право проверить объект на пригодность к эксплуатации. Ага, даже в армии без блата — никуда! У вас, правда, всего пятнадцать минут, но зато без толпы других жаждущих с себя грязь смыть. Так, ну и чего вы на меня так смотрите? Я не Ди Каприо и не этот… Как его, собаку?.. Не Дима Билан… Да, и время пошло уже!
Опомнившиеся девушки гурьбой рванули к входному тамбуру.
— Ээээ! Куда?! Погодите, мыло с мочалками забыли! — выдохнул им вслед едва не сбитый с ног старший прапорщик и, отдав Жене туго набитую наволочку, в которой, судя по ощущениям на ощупь, кроме вышеперечисленного, еще и чистое нательное белье на всех лежало, хмыкнул себе под нос. — Да уж, никогда не вставай между горячей водой и женщиной с немытой головой.
Хорошо-то каааааак! Насколько же мало, оказывается, нужно человеку для полного и безоговорочного счастья. Намылить куском ядовито-розового мыла с выдавленной на нем надписью «Земляничное» странную мочалку, похожую на большой пучок тонких и очень длинных полосок, на ощупь похожих на бересту, ну, разве что немного помягче… Потом натереться этим безобразием до обильной белой пены, до покрасневшей кожи, сдирая с себя собирающуюся серо-черными катышками налипшую за неделю жизни в палатке грязь. А после этого встать под тугие струи, бьющие из простенького, жестяного и похожего на насадку с садовой лейки, душевого рожка. Аааааа!!!!!!!
Вот, казалось бы — ничего ведь особенного: брезентовая палатка, деревянные поддоны, плотно уложенные прямо на землю, вместо пола. Тонкие стальные трубки на стальных же стойках, по которым идет от огромного бойлера, установленного в кузове «Камаза», горячая вода. Да кусок старого, еще, наверное в Советском Союзе произведенного, противного цвета, но душистого мыла, один на троих, и грубая мочалка. А в оставленной у входного тамбура наволочке, лежащей рядом с аккуратно прислоненными к стене карабинами и сложенными на полу солдатскими дерматиновыми ремнями с патронными подсумками — по комплекту простенького, но чистого солдатского нательного белья на каждую. Но до чего же хорошо!
— Ой, девочки, — простонала стоящая неподалеку пышнотелая рыженькая Галка. — Вот он, настоящий кайф. Никакой секс до этого ощущения не дотягивает!
Женьке почему-то показалось, что вот прямо сейчас с Галей спорить никто из присутствующих не станет. Ой, а это что?
Снаружи, из-за толстой брезентовой стенки палатки слышна какая-то тихая возня. Девушка подошла поближе и прислушалась.
— …уя ты тут потерял, воин?
Так, этот голос она уже ни с кем не перепутает — дядя Коля.