Это мужской мир, подруга!
Шрифт:
– Ну, как знаешь, – вздохнул мой. – Заяву напишешь. Че надо-то тебе?
– Че, мы, не люди? Пусть этого уберут. Лютует. Рыбу к нитке привязал, сахар ворует. Черт бы с ним, но так же дальше нельзя. Спать даже негде!
– Доктор нужен? – продолжил этот странный, птичий разговор Журавлев. Я не могла оторвать от него глаз. Он словно разговаривал на иностранном языке, который знал в совершенстве, хоть он и не был ему родным. Через некоторое время Дмитрия увели, а Журавлев в двух словах пояснил, что этот Дмитрий – его давний клиент, мошенник, страдает тяжелой формой несахарного диабета и должен быть по закону освобожден по инвалидности, только вот... пока что до суда ему все же приходится сидеть
– А кто такой баландер? – вспомнила я. – И еще... этот – пупкарь?
– Баландер, понятно, тот, кто разносит еду. Тут местный умелец придумал рыбу на веревку подвешивать так, чтобы из камеры создавалось впечатление, что рыба почти попадает в каждую тарелку и только в последний момент срывается. А она ни к кому не попадает, так у баландера и остается.
– Кошмар! И что, тут только одна на всех рыба? – поразилась я, конечно, тут же снова получив его взгляд.
– Рыба, может, и не одна, а только еда, пропитание тут – это почти что самое главное, святое. Вы не представляете, Вероника, что тут может произойти из-за куска сала или буханки хлеба, я уж не говорю о чае. А пупкарь – это надзиратель, он из погонов, в смысле, людей в форме. В то время как баландер – тоже из осужденных, хозобслуга.
– Прямо язык.
– Это да, – согласился он, садясь в машину. – И если вы хотите однажды стать адвокатом, вам этот язык надо знать.
– А что, по нему есть учебники? – рассмеялась я, но тут же осеклась, потому что он невозмутимо кивнул и сказал:
– Есть, конечно. Даже у нас в офисе есть, если интересно.
– Очень! – согласилась я, и действительно, вернувшись в офис, а случилось это только после шести, так как я была оставлена еще в двух судах конспектировать процессы, я раздобыла этот самый разговорник и увезла к себе домой. Во-первых, потому что, если уж я хотела удержать это место, мне надо было как-то подтянуться хоть в чем-то, или меня вычислят. Пока еще у меня не потребовали диплома, и слава богу, но ведь могут и потребовать. А во-вторых, мне вдруг действительно стало любопытно. Впервые в жизни я столкнулась с чем-то, как бы это сказать, настоящим, подлинным. Какая-то удивительная жизнь, даже, можно сказать, трагедия, разыгрывалась прямо передо мной. И я захотела заняться этим. Я так и заснула с тоненькой брошюркой в руках, вызывая своим рвением ухмылки у Варечки. Она заходила ко мне поздно вечером, хотела поболтать, жаловалась на этих чертовых русских, которые не только сами пьют и гуляют, как поросята, но умудрились сбить с пути истинного и ее саму.
– А это у тебя что? – пьяно удивилась она, заглянув через плечо. – Вколачивать баки. Влохаться. Мадам, вы решили пойти по кривой дорожке?
– Я, кажется, по ней уже пошла, – усмехнулась я и попросила сегодня меня оставить. Но дошла я в итоге только до Д – Дачник, то есть тот, кто грабит именно дачи. Вообще, не такой уж простой словарь. Столько интересного.
Продержалось мое относительное спокойствие, по моим подсчетам, недели три. Может, четыре (у меня все в голове в какой-то момент начало путаться). Работы было много, работа была разной, сложной, часто непонятной вообще. Дома я успела обзавестись целой самодельной, утащенной из офиса библиотекой – кодексы, кодексы: Гражданский, Арбитражный, Уголовный и несколько Процессуальных. Хотела заглянуть еще в Административный, но испугалась, уж больно толстая была книжка.
Увлекательнее всего было, конечно, читать Уголовный. Там я хотя бы примерно понимала, о чем идет речь. Убийство, нанесение тяжких телесных повреждений... Простор для работы. Я даже нашла статью, по которой надо было бы, теоретически, привлечь
К концу этой самой то ли третьей, то ли четвертой недели (скорее, правда, четвертой, так как я, кажется, уже даже зарплату успела получить) я совсем уже освоилась и почти перестала бояться. Я знала, что мне надо делать, чего Синяя Борода терпеть не может (опозданий, пасьянса на компьютере и грубости в отношении кого бы то ни было) и что одобряет (переработка, точное соблюдение инструкций, кофе без сахара, но с двумя порциями сливок). Я также узнала, что он не женат, хотя когда-то был, и эта информация была оставлена мной без рассмотрения. Хотя, если бы он оказался женат, наверное, было бы хуже. Почему? Даже не знаю. Затрудняюсь ответить.
Помню, тот день даже начался сомнительно. Как только я пришла в офис, а пришла я только к обеду, так как весь день проторчала в Верховном Суде, первое, что я увидела, был скандал. В коридоре стоял Холодов, тот самый Голова, таинственный и великий, как Гудвин (не путать с Мудвином), а на деле красивый, высокий импозантный старик лет под семьдесят, именитый адвокат со всеми возможными регалиями и... некто Погорельцев, тоже наш адвокат.
– Потрудитесь объяснить, – мягким, но явно недовольным голосом вещал Холодов, – почему вы опять прибыли на службу в пьяном виде?
– Потому что... я не пьян, – ответил ему Погорельцев, и уже по одному тому, как он это сказал, становилось абсолютно понятно, что он пьян, и сильно.
– От вас, простите, разит! – повысил голос Холодов и перевел взгляд на меня. Я постаралась слиться со стеной, но мне это не удалось.
– Вот скажите, Вероника Юрьевна, как, по-вашему, может являться на службу адвокат в пьяном виде? – спросил он, явно стараясь втянуть меня в разборку. В Холодове все было хорошо, кроме вот этой профессиональной черты от всех требовать полнейшего соответствия идеалу. Он цеплялся ко всем, кроме, пожалуй, Журавлева. Это было странно, если припомнить то, в каком диком виде являлся тот на работу. Но Журавлев был неприкасаемым, все же остальные, включая и меня, – нет. Так что я втянула голову в плечи (хотя какие там у меня плечи) и буркнула что-то нечленораздельное.
– Что, вам нечего сказать? – нахмурился Голова.
– У меня документы, – пискнула я. – Мне очень надо.
– А я считаю, – бушевал тот, – что за один даже единственный эпизод пьянства надо гнать взашей, и все тут!
– Совершенно с вами согласен, – высунул из кабинета нос младший партнер, господин Мазурин, тот еще подхалим. С Холодовым он был согласен всегда и во всем, ну а тем более в таком вопросе.
– Вы привезли документы? – спросил меня Журавлев, с неприступным и отстраненным видом проплывающий мимо этого сборища.
– Да, конечно, – кивнула я, устремляясь за ним.
– Вот ты мне скажи, Максим, – с отеческой интонацией обратился к нему Холодов, – почему бы нам не выгнать к чертовой бабушке этого алкоголика?
– Потому не выгнать, что у него связи в Газпроме, – не поведя и бровью, ответил мой шеф. Возникла пауза, после которой Голова всплеснул руками, молча воздел их к небу, потряс немного, словно говоря, что в такой ситуации ему только и остается, как Понтию Пилату, умывать руки. И почти сразу ушел к себе. Алкоголик Погорельцев со связями из Газпрома был отправлен домой, допивать и дозакусывать, а Синяя Борода, удобно расположившись в кресле, вдруг неожиданно обратился ко мне с вопросом: