Это неистовое сердце
Шрифт:
– Господи, помилуй нас! – потрясенно прошептала Эдамс.
– Конечно, епископ не мог этого допустить! Неслыханно!
– И что же?
– Она не явилась на похороны, сбежала, захватив только свою черную лошадь, и оставила грубую, мерзкую записку. Сначала считали, что она удрала, как там его, с туземным принцем, но он тоже ничего не знал.
– Ее могли убить дикари! О, моя бедная леди!
– Леди Фэнни вовсе ее не знает, не так ли? – Миссис Дженкс, сама не зная того, почти дословно повторила слова сэра Эдгара: – Подождем и посмотрим, что будет.
– Можете
Миссис Дженкс аккуратно сложила письмо.
– Я и сама так считаю, – призналась она. – У нас своих хлопот много, не хватает еще заботиться о какой-то иностранке с ее сумасбродными привычками.
Только Мэри, младшая горничная, осмелилась поднять голос в защиту молодой девушки, служившей предметом непрестанных толков среди слуг.
– Странно, – поделилась она с другой горничной, Элис, – как это мать не желает принять собственную дочь да еще позволяет распускать о ней сплетни!
– Ты никогда не поймешь этих благородных, нечего и пытаться, – мудро заметила Элис.
– Надеюсь, она все-таки приедет, – не отставала Мэри. – Хоть немного перемен не помешает.
Вскоре все разговоры о блудной дочери леди Фэнни смолк-ли, поскольку писем из Индии больше не последовало. Жизнь в Кардон-Хаус вошла в нормальную колею, а сэр Эдгар даже засобирался в Париж.
Но как-то утром, в конце весны, настойчивый звон колокольчика заставил дворецкого Бриггса поспешно облачиться в ливрею и направиться к входной двери.
– Кого это несет так рано? – пробормотал он. – Сейчас хозяева проснутся от этого ужасного трезвона!
Не переставая ворчать, Бриггс быстрее заперебирал ногами.
– Я сразу понял, что случилась какая-то неприятность или принесли дурные вести, – объявил он позже слугам.
Но никакими словами не удастся описать состояние Бриггса, когда тот открыл дверь и узрел стоявшее на пороге создание, нетерпеливо постукивавшее каблучком маленького ботинка о ступеньку. Привычная холодная выдержка изменила дворецкому: рот его широко открылся сам собой.
– Надеюсь, это Кардон-Хаус?
Выговор и манера выражаться, несомненно, принадлежали благородной леди, что же касается внешности…
На незнакомке был поношенный костюм для верховой езды из черного бархата; неприлично разорванная сбоку юбка открывала стройную щиколотку. Шляпа, напоминавшая ошеломленному дворецкому мужской котелок, залихватски сидела на голове; из-под полей выбивались непокорные спутанные пряди черных волос. Бриггсу даже показалось, что на щеке юной девицы виднелся мазок сажи, да-да, именно сажи!
Поняв, что молчание слишком затянулось, а его удивление становится явно очевидным, Бриггс выпрямился и произнес как можно суше:
– Прошу простить, что угодно леди?
– Я спрашиваю: не это ли Кардон-Хаус? Господи, почему здесь, в Англии, мне все время приходится дважды задавать один и тот же вопрос?!
Молодая женщина нетерпеливо стянула котелок, так что спрятанные под ним волосы рассыпались по плечам.
– Это
– Прекрасно, – нетерпеливо оборвала девушка. – Значит, мне правильно указали дорогу. Пожалуйста, присмотрите, чтобы мою лошадь отвели на конюшню и накормили. Думаю, что сама смогу внести саквояж.
Голос звучал настолько непререкаемо, что глаза Бриггса выкатились еще больше.
– Ваша… лошадь? – заикаясь, повторил он.
– Конечно! Вы что, воображаете, я пришла сюда пешком? Добиралась в экипаже, а когда обнаружила, что деньги кончаются, наняла лошадь и обещала к завтрашнему дню ее возвратить. Надеюсь, у сэра Эдгара есть конюшня?
Лошадь, жалкая унылая скотина, стояла понурив голову; потертые поводья были небрежно переброшены через полированные перила.
– Сэр Эдгар…
В мозгу Бриггса родилось ужасное подозрение. Неужели эта оборванная молодая особа – одна из любовниц хозяина?! Что же с ней делать?
Но тут Бриггс с величайшим облегчением заметил констебля Парсонса, с неприкрытым любопытством обозревавшего сцену.
– Что-то случилось, мистер Бриггс?
Девушка с холодным высокомерием уставилась на краснолицего полисмена.
– Вовсе нет. Я Ровена Дэнджерфилд и прибыла сюда потому, что мать и отчим настояли на моем приезде.
– Я чуть в обморок не упал! – повествовал слугам дворецкий несколько часов спустя. – Стоит спокойно, отдает приказы, будто хозяйка. Видели бы вы лицо Парсонса! Подумать только, приехать одной, верхом, из самого Тилбери!
– Миледи до сих пор лежит с мигренью, – подхватила Эдамс, – чуть не умерла, бедняжка, и неудивительно! Представьте, является дочь, которую она много лет не видела! Да еще не предупредив и без багажа! Говорит, оставила вещи на пристани. Всего только потрепанный саквояж со сменой одежды. Не пожелала даже проститься с добрыми людьми, которые заботились о ней в Индии, объявила, что не желает их выносить, и уехала одна, без компаньонки! Совершенно бесчувственное создание!
– Представляю, как разозлился сэр Эдгар! Я слышала его крик даже из буфетной! – округлив глаза, воскликнула Мэри, но миссис Дженкс пригвоздила девушку уничтожающим взглядом.
– Возможно, но не нам судить о том, что происходит наверху, – не мешало бы это тебе запомнить, моя девочка!
Укрощенная Мэри тут же замолчала, хотя умирала от желания услышать, о чем беседуют между собой миссис Дженкс и эта втируша Эдамс.
Как ни странно, равнодушнее всех оставалась виновница суматохи, царившей как внизу, так и на верхнем этаже особняка.
Обмотав мокрые волосы полотенцем, Ровена Дэнджерфилд уселась в отведенной для нее комнате перед камином с книгой на коленях. Но читать не смогла. Прищуренные глаза уставились на оранжево-голубое пламя; девушка мысленно перебирала все, что произошло между ней и матерью с отчимом. Сцена была достаточно неприятной. Леди Фэнни бормотала сквозь рыдания, что она опозорила семью; побагровевший сэр Эдгар вопил, что Ровене лучше сразу же понять: больше ей не удастся вести себя как хочется.