Это случилось у моря
Шрифт:
За поселком виднелись скалы и море. Сквозь туманную пелену неба тускло светило огромное дымчатое солнце, и жидкий свет его мягко ложился на камни, а тени в расщелинах были мрачные, чугунные. Не слышно ни ветра, ни прибоя, ни птиц. Разносился по поселку веселый Варькин смех, перекрывая злой лай некормленных собак Водовозова.
Мария быстро пошла вперед: «Посмеялась… А что она, как с цепи сорвалась?! Вот схожу, жену его, Агашу, успокою. До нее, наверно, дошли сплетни, что Водовозов сватается за меня. Он мечется: у него хозяйство и некому за домом смотреть.
Она идет по дороге. Эта дорога отличалась тем, что к ней вели тропинки.
Мария смотрела на эти тропинки и думала: «А ведь в жизни бывают тоже дороги и тропы… Если человек прокладывает тропинки — это еще не то. Он должен проложить себе дорогу. Но дорогу проложить, к сожалению, не каждому дается!».
Мария боялась, что у нее спадет платок, которым она обвязывала голову. Эта Варька… эта встреча… совсем расхотелось идти к Водовозовым… Но надо… надо утешить несчастную женщину. Давно ее не навещала… А Водовозов говорит, что она доживает последние дни…
Они вместе подошли к дому. Изгородей было много. Стоял большой просторный дом с сараем, над которым провисал навес. Две собаки. Они залаяли, когда к ним подошли два человека.
— Не бойся, привязаны, — сказал Водовозов, взяв Марию за локоть.
Пригнув голову ниже притолоки в сенях, Мария вошла в дом.
На кровати пластом лежала Агафья. Она умирала от рака. Лицо ее желто-черное, губы сухие, глаза — лучистые. В них метались не те лунные искорки, которые Мария видела в глазах Павла ночью на берегу, это были другие искорки.
Она сказала себе: «Вот это да-а-а… Живет и живет человек на земле, и нет его, умирает…»
Агафья пошевелилась, спросила, вглядываясь:
— Кого ты привел?
Водовозов тяжело произнес:
— Мария навестить пришла.
— Это ты, Маша?! Подойди ко мне!
Мария подошла к Агафье.
— Дай мне руку твою…. — помолчала, рассматривая Марию. — Ты выглядишь хорошо. А я вот… — она не договорила, заморгала затуманившимися глазами, прикрыла их, и все крепче и судорожней сжимала сухими горячими руками руку Марии.
— Сказывали мне соседи про тебя и… мужа моего… Будто сватает он тебя… Женой ввести в дом хочет. Ждет, когда я…
Мария вырвала руку, отпрянула, чувствуя, как заколотилось сердце, опахнуло жаром щеки, остановило дыхание.
— Да что ты, Агаша, говоришь-то?! Врут они все. Я ведь зачем пришла. Навестить тебя пришла я. Соседи что?! Им языки потрепать. И муж твой здесь не причем Что у него на уме — неведомо. Тяжело ему…
Агафья вздохнула.
— Тяжело. Может, это я так думаю… от печали, от боли. И голова кругом идет. Все конца жду.
— Ну что ты, Агаша! Зачем так. Надейся. Может дело и на поправку пойдет.
Агафья
— Не думаю…
И заплакала.
Водовозов вздрогнул. Он издали наблюдал за двумя женщинами и не мог понять, в чем он прав, а в чем виноват? Он только знал, что люди на земле бывают разные, но очень жаль, когда это понимаешь поздно.
Мария с замиранием сердца посмотрела на умирающую женщину и почему-то инстинктивно перевела взгляд на Водовозова, который стоял и любовался ею, и подумала о том, что в море вода чистая и холодная, соленая и беспокойная, но у Большой горы ручей, где собирается поселковая молодежь, тот ручей чище и без соли.
«А мы… чем дальше с возрастом, — усмехнулась Мария, — живем уже с солью…»
Она погладила по щеке жену Водовозова, сказала:
— Агаша… надейся. В жизни все бывает.
— Я скоро умру, я это знаю, — сквозь рыдания произнесла Агафья и выкинула в неистовстве на одеяло свой сморщенный маленький кулачок.
Мария отшатнулась, закрыла глаза ладонями и застонала. Ей не терпелось выскочить из этого дома к морю, на чистый воздух, к своему мужу навстречу, на Отчаянную скалу, поговорить с ним.
Ее муж был хорошим рыбаком, он уходил в море и не боялся ничего!
А как он уходил в море?
Если он уходил на сейнере — стучали моторы, если он уходил на баркасе, то их подтягивали железными канатами.
Был жестокий шторм, глыбы вод обрушивались на головы рыбаков, смывали их с палубы и давили ко дну. Очевидно, в такой шторм попал и ее муж.
Мария выскочила из этого дома, на простор, к морю Она тяжело поднималась. Ей было жаль Агафью, она видела перед собой это желто-черное лицо; она видела этого грузного, мечущегося человека — Водовозова — и не понимала одного: как помочь им?! И можно ли тут помочь?
В гору подниматься тяжело. Можно подниматься по тропе, можно подниматься по дороге. Никто не знает, кроме Варьки, по дороге или по тропе поднималась Мария.
Мария шла в гору мимо невысоких рыбацких домов. Внизу стоял рыбозавод, вдали было море, а рядом с ней — Варька.
Варька произнесла:
— Ну и как!?
Они всмотрелись в глаза друг другу. Мария сжала кулаки и прошептала:
— Эх, ты! Не знаешь ведь, как там… Сходила бы, хоть утешила Агашу.
Варька покраснела.
7. Кто остается один
С ночного лова возвращались рыбаки. В это утро дети не пускались вплавь до первого баркаса, потому что ночным штормом к берегу прибило много льдин. В толпе рыбацких жен, матерей, седобородых отцов стояли Варька и Мария.
Варьке хотелось крикнуть слова: «Павлуша! Подойди ко мне».
Началась выгрузка рыбы.
По деревянному настилу береговой пристани вразвалочку, шурша резиновыми сапогами, натянутыми выше колен, шли рыбаки, как заслуженные моряки, и, сойдя на берег, начинали неуклюже по-мужски обнимать своих жен, целовать матерей, поднимать детей на руки.