Это случилось в тайге (сборник повестей)
Шрифт:
Следователь исправил точку после слова «добычу» на запятую и записал: «так как испытывал к гражданину Кустикову чувство неприязни».
— Дальше?
— Дальше Канюков все знает, — сказал Валька.
— Представьте, я тоже знаю, — легко соврал Черниченко. — Но это не освобождает вас от дачи показаний. Продолжайте.
— Пожалуйста, — фыркнул парень и стал рассказывать, как побежал на выстрелы, потом увидел размахивающего жердиной Канюкова и, когда лось сбил того с ног и хотел затоптать, выстрелил.
Сначала Черниченко с невозмутимым видом записывал, кое-где приглаживая
— Так. Допустим, — сказал Черниченко и про себя перечитал записи. — Допустим, что вы говорите правду, Бурмакин, — помните, я предупреждал об ответственности за дачу ложных показаний?
— Да ладно, предупреждал, — пренебрежительно отмахнулся парень.
— Тогда меня интересует, как вы объясните тот факт, что сначала брали вину на себя? Кто вас к этому вынуждал?
Бурмакин снисходительно посмотрел на следователя — зачем-де объяснять и без того понятные вещи? Все так просто!
— Вину я на себя не брал, — сказал он. — А оправдываться было бесполезно, это же ребенку ясно. Ты бы мне поверил, если бы Канюков не сказал правду? Поверил бы, да?
Черниченко неопределенно хмыкнул, боясь ляпнуть что-нибудь невпопад, потому что не знал, как следует повести себя, не успел продумать. Валька смотрел на него с довольной усмешкой человека, победившего в озорном споре, и Черниченко с нарочитой медлительностью стал закуривать — за это время можно было собраться с мыслями. Но мысли разбегались, противоречили одна другой. Лучше всего было отпустить парня, обмозговать его показания на досуге, но железо, говорят, надо ковать горячим!
— А что, если Канюков никаких показаний не давал? А, Бурмакин?
Тот состроил насмешливую гримасу.
— Брось, товарищ следователь! Если бы не Канюков — откуда бы ты все знал? Ну?
— Что именно? — вопросом ответил Черниченко.
— Да про Канюкова, что он за сохатым ходил. Я же не вчера родился, чего там! — Валька достал папиросу, прикурил. Потом неожиданно спросил. — Централку, значит, получить можно теперь? Ага?
Следователь сделал вид, будто углубился в перечитывание допроса. Подавая парню густо исписанный бланк, решил:
— Об этом говорить преждевременно. Сейчас ознакомьтесь со своими показаниями и подпишите. Вот здесь и вот здесь.
Пока Валька знакомился с протоколом, следователь исподтишка наблюдал за ним. Но на лице парня ничего не отражалось. Подписав бланк, равнодушно положил на середину стола. Неторопливо завинтил авторучку и только тогда спросил, не тая насмешки:
— И на кой черт эта писанина сдалась? Для проформы?
— То есть как это — для проформы?
— Аа-а, — пренебрежительно протянул Валька. — Разве я не понимаю, что Канюкова привлекать не будут?
— Очень интересное мнение! — возмутился Черниченко.
— А разве неправда? Выкрутится, чего там. — Валька раздавил о край пепельницы окурок, пошел было к двери, обернулся. — Да ты не волнуйся, это я так,
И — вышел.
У Ильи Черниченко осталось нелепое впечатление, будто Валька Бурмакин снисходительно похлопал его по плечу. Но какого черта он так себя держит, позвольте спросить?
Голова, что называется, шла кругом. Было над чем задуматься: новая, совершенно неожиданная версия. Если ему удалось уверить парня, что Канюков дал какие-то новые показания, он должен был отвечать правдивее, нежели прежде. Но если допустить такое — что же получается? Что Бурмакин спас Канюкова от смерти, притащил из тайги, а тот… Абсурд получается, бред!
— Бред сивой кобылы, — вслух уточнил он и, засунув руки в карманы, зашагал из угла в угол по кабинету.
Ладно, он допускает все: Бурмакин выслеживал лося или гнал его, лось был перехвачен Канюковым, Канюков по неопытности получил удар копытом, подоспевший Бурмакин убил зверя. Пусть так, это не противоречит написанному лыжами на снегу. Наоборот, очень даже ловко укладывается — как рука в перчатку. Но — только до определенного момента!
Он снял трубку, назвал телефонистке номер.
— Здорово, Черниченко говорит. Леменчук в отделении или нет? Где на посту? Ага, понял. Нет, надо было уточнить кое-что.
Трубка улеглась на рычаг. Потом следователь надел полушубок и, рассеянно подбрасывая на ладони шапку, пошел к двери. Конечно, он мог поговорить со старшиной Леменчуком, когда тот будет в отделении, не искать его по всему поселку. Может быть, так и поступить? Или найти старшину и поговорить сейчас? Пожалуй, лучше сейчас, позже другие дела найдутся.
Сдав ключ от кабинета, Черниченко вышел на улицу. Дежуривший по поселку милиционер обычно крутился возле столовой, а вечером около клуба. Черниченко зашел в столовую, спросил у буфетчицы:
— Леменчук не показывался, Нюра?
— Показывался Леменчук. Вызвали его.
— Куда?
— А к Сашке Скорнякову, свинью стрелять.
— Какую свинью? — удивился Илья.
— А какие свиньи бывают? Обыкновенную.
— Где этот Скорняков живет?
— Как в больницу идти, новый дом с узорчатыми наличниками знаешь?
— Знаю.
— Наискосочки от него, увидишь, дверца голубая в ограде.
— Найду, — кивнул следователь.
Миновав новый дом, Черниченко услыхал негромкий хлопок пистолетного выстрела, погодя немного — второй. Толкнув голубую калитку, по зыбкому тесовому настилу прошел к стайке, в открытых дверях которой углядел красный милицейский погон. Леменчук торопливо прятал в кобуру пистолет.
— Свояк, товарищ лейтенант, пособить упросил. Больно здоровущая была, холера, с ножом разве подсунешься? — движением головы старшина показал в глубину стайки. Там, на золотой нарядной подстилке из соломы, лежала огромная свинья. Задние ноги ее все еще вздрагивали. Давно не бритый мужчина — видимо, леменчуковский свояк — нагнулся над зеленым эмалированным ведром. В ведро из перерезанного горла свиньи со звоном хлестала кровь.
— И до чего живучая, — пожаловался он. — С первого раза нипочем не легла, ты скажи!