Это случилось в Виши
Шрифт:
Пока он говорит, Монсо вынимает свои документы и разглядывает их. То же самое делает Мальчик. Лебо поворачивается к Ледюку.
Но ваша правда. Мой папаша, например, похож на англичанина. Беда в том, что я пошел в мамашу.
МАЛЬЧИК (Байяру, протягивая свой документ). Пожалуйста, взгляните на мои.
БАЙЯР. Я ведь не специалист, малыш. Да брось ты их разглядывать у всех на виду.
Монсо прячет свой документ, Мальчик тоже. Пауза. Они ждут.
МОНСО. Наверно, все дело в том, внушаешь ли ты доверие, тот человек держал себя с таким
Старый еврей едва не валится ничком на пол. Фон Берг подхватывает его и вместе с Мальчиком снова усаживает на скамью.
ЛЕБО (все более нервно). Черт бы их драл, хоть бы бороды сбрили! Разгуливает с такой бородищей в эдакой стране!
Монсо смотрит на собственную бороду, и Лебо проводит рукой по лицу.
Ну, я просто не люблю терять время на бритье...
ФОН БЕРГ (Старому еврею). Как вы себя чувствуете, сударь?
Ледюк перегибается через фон Берга и щупает пульс Старого еврея. Пауза. Он опускает его руку и обращается к Лебо.
ЛЕДЮК. Вы говорите серьезно? Они в самом деле мерили вам нос?
ЛЕБО. Ну да, двумя пальцами. Вот тот, в штатском. Они зовут его Профессором. (Пауза, Байяру.) Мне кажется, ты прав: все дело в документах. У этого коммерсанта было явно еврейское лицо.
МОНСО. Теперь я в этом не уверен.
ЛЕБО (с досадой). Минуту назад вы были в этом уверены, и вдруг...
МОНСО. Но даже если и нет, это только доказывает, что они проводят проверку. Всего населения.
ЛЕБО. А ведь и в самом деле!
Пауза.
По правде сказать, меня почти никто не принимает за еврея. Мне на это наплевать, но... (Фон Бергу.) А как было с вами, они вам мерили нос?
ФОН БЕРГ. Нет, они велели мне сесть в машину, и все.
ЛЕВО. По правде сказать, ваш нос длиннее моего.
БАЙЯР. Прекрати! Прекрати сейчас же!
ЛЕВО. Разве я не могу выяснить, за что меня арестовали?
БАЙЯР. Ты хоть раз в жизни думал о чем-нибудь, кроме самого себя? Мало ли что ты художник! Ваш брат только всех разлагает!
ЛЕВО (с нескрываемым страхом) Какого черта, о чем же еще прикажешь мне думать? Ты-то сам о чем думаешь?
Открывается дверь кабинета. Появляется КАПИТАН ПОЛИЦИИ, делает знак Байяру.
КАПИТАН. Проходите.
Байяр встает, изо всех сил стараясь сдержать дрожь в коленях. В коридоре появляется ФЕРРАН — хозяин кафе; он спешит, неся в руках поднос с кофейным сервизом, накрытым большой салфеткой. На нем передник.
Наконец-то!
ФЕРРАН. Простите, капитан, но для вас мне пришлось заварить свежий.
КАПИТАН (уходя в кабинет вслед за Ферраном). Поставьте на мой стол.
Дверь затворяется. Байяр садится, отирает пот с лица.
Пауза.
МОНСО (тихо, Байяру). Ничего, если я вам кое-что скажу?
Байяр поворачивается к нему, готовый дать отпор.
Сейчас, когда вы встали, у вас был ужасно неуверенный вид.
БАЙЯР (обиженно).
МОНСО. Простите, я вам это не в укор.
БАЙЯР. Конечно, я немножечко нервничаю, отправляясь в фашистское логово.
МОНСО. Потому-то и надо выглядеть как можно самоувереннее. Я убежден, что только это помогло коммерсанту. Со мной уже были такие случаи — в поездах, даже в Париже... меня не раз задерживали... Самое главное — не выглядеть жертвой. Или, вернее, не чувствовать себя жертвой. Они могут быть полными болванами, но у них особый нюх на обреченных. А когда человеку нечего скрывать — они это видят сразу.
ЛЕДЮК. А как же можно не чувствовать себя жертвой?
МОНСО. Надо вообразить себя тем, кем ты хочешь быть в предлагаемых обстоятельствах. Я актер, мы только этим и занимаемся. Зритель — настоящий садист. Он только и ждет, чтобы ты проявил малейшую слабость. Вот и приходится думать о чем-нибудь таком, что внушает уверенность в себе, все равно о чем. Вспомнить, например, как тебя хвалил отец или как учитель восхищался твоими способностями... Думайте о чем угодно (Байяру), но чтобы это... возвышало вас в собственных глазах. В конце концов, вы же стараетесь создать иллюзию: заставить их поверить, что вы тот, кто указан в ваших документах.
ЛЕДЮК. Правильно, мы не должны разыгрывать роль, которую они нам навязывают. Вот это мудро. Я вижу, вы человек смелый.
МОНСО. К сожалению, нет. Зато у меня есть талант. (Байяру.) Надо создать для них образ человека, который прав, а не такого, кто в чем-то провинился и внушает подозрения. Они сразу чуют разницу.
БАЙЯР. Плохи ваши дела, дружище, если вам приходится играть, как на сцене, чтобы почувствовать свою правоту. Буржуазия продала Францию, она впустила фашистов, чтобы уничтожить французский рабочий класс. Достаточно вспомнить причины этой войны, и у вас появится настоящая уверенность в своей правоте.
ЛЕДЮК. Причины войны разные люди объясняют по-разному.
БАЙЯР. Но не те, кто ясно понимает движущие силы экономики и политики.
ЛЕДЮК. Однако, когда немцы на нас напали, коммунисты отказались помогать Франции. Они объявили войну империалистической. Когда же фашисты напали на Россию, тут же оказалось, что идет священная война против тирании. В чем же можно быть уверенным, если все меняется с такой быстротой?
БАЙЯР. Эх, друг, без Красной Армии, которая теперь с ними сражается, прощай наша Франция на тысячу лет.
ЛЕДЮК. Согласен. Но причем тут понимание политических и экономических сил, если надо только верить в Красную Армию?
БАЙЯР. Надо верить в будущее, а будущее — это социализм. Вот с этой верой я и пойду туда. (Остальным.) Имейте в виду: я знаю этих прохвостов. Обопритесь покрепче на идеологию, не то они вам переломят хребет.
ЛЕДЮК. Понимаю. Главное — не чувствовать себя одиноким, вы это хотите сказать?
БАЙЯР. Люди не бывают одиноки. Все мы — участники исторического процесса. Может, кое-кто этого и не знает, но пусть узнает, если хочет выжить.